Литературная Газета 6362 ( № 10 2012)

- Однажды - мне было года 22 - я приехал в Переделкино к Александру Петровичу Межирову почитать новые стихи. Это занятие всегда было увлекательным до азарта. Что скажет Межиров, оставалось загадкой до его самого последнего слова. И вот я читаю ему стихотворение, где есть строчки: "Не таким меня любила мама[?] - / Мама! Неужели это я?" "Как! - восклицает Александр Петрович, и его огромные глаза вообще заполняют всю комнату. - Вы не знаете Ходасевича?!" И цитирует из великого "Перед зеркалом": "Я, я, я. Что за дикое слово! / Неужели вон тот - это я? / Разве мама любила такого[?]" и т.д. А где я мог в те годы, проживая в Ижевске, достать книги Ходасевича? Конечно, я его не знал. Но мгновенную острую близость ощутил. Свой стишок, конечно, выкинул. Зато с наслаждением читал ходасевичевский ардисовский томик, который мне дал Александр Петрович. Такие пересечения, как случилось у меня с Ходасевичем, по-видимому, неслучайны. Должно быть, какие-то струны его и моей души настроены одинаково. Это соображение меня греет - Ходасевича я ставлю очень высоко в своей поэтической иерархии. А ещё я однажды прочитал у Берберовой, что постоянным мучительным чувством Владислава Фелициановича была жалость к людям. Как ни странно, это чувство с самой ранней юности было и у меня главной причиной, заставлявшей браться за перо. А не, допустим, любовь к девочке или родным просторам.

- А тень однофамильца Велимира? Одну из ваших подборок в "Огоньке" во второй половине 80-х сопровождал врез, в котором проводились некоторые параллели. Я хоть и школьником был, а помню[?]

- Велимир Хлебников - гений, но вряд ли в чистом виде лирик. Со мной всё ровно наоборот. Он мне интересен своим словотворчеством, непредсказуемостью не только следующего слова, но и звука. И всё-таки мой великий однофамилец не самый мой любимый поэт. А объединяет нас, кроме фамилии, род занятий: стихотворчество и математика.

- Какое место вы отводите себе в современной русской литературе? Можете сказать: "Вот моя ниша"?