Литературная Газета 6362 ( № 10 2012)

"Иные люди до неприятного быстро меняют свои лица, одно за другим, и быстро изнашивают их. Сначала им кажется, что лиц им хватит на всю жизнь, но им едва стукнуло сорок, а они уже донашивают последнее. В этом, естественно, свой трагизм. Они, эти люди, не привыкли беречь свои лица; последнее лицо через восемь дней протирается тут и там до дыр, во многих местах уже тонкое, как бумага, и тогда мало-помалу обнаруживается подкладка, не-лицо, - и они так и расхаживают".

Приведённая цитата взята из романа Райнера Марии Рильке "Записки Мальте Лауридса Бригге", увидевшего свет в 1910 году. Оттуда же пошёл и образ "своей смерти", родившийся у Рильке незадолго до начала Первой мировой войны - эпохи массовых смертей.

Художественный образ приоткрыл перспективу грядущего. Это бывает часто; о таких вещах говорят как об особой прозорливости, свойственной гению. Но на самом деле способность предвидеть есть тот же образ, только доведённый до предела скрытых возможностей, метафора, развернувшая все лучи своих потаённых смыслов.

Неслучайно Е. Витковский назвал именно Рильке "величайшим европейским поэтом столетия". Неслучайно о стихотворении Рильке "Орфей. Эвридика. Гермес" Иосиф Бродский сказал, что это "крупнейшее произведение века". Неслучайно, наконец, Россия считает Рильке своим, родным, едва ли не национальным - при всей его наднациональности - автором.

Рильке связал себя с нашей страной так тесно, как возможно для иностранца. Он дважды приезжал сюда, в 1899 и в 1900 годах. Встречался со Львом Толстым, Леонидом Пастернаком, Ильёй Репиным. Проводил время в Москве, праздновал православную Пасху в Кремле, ездил в Тулу, в Ясную Поляну, в Киев. Эти впечатления наполняют вторую книгу знаменитого "Часослова" Рильке "О паломничестве".

Отзвуки российских "сорока сороков" то и дело слышатся в его величайшем создании, в "Часослове":

Ты - старый монастырь

 Страстей Христовых,

где тридцать храмов

золотоголовых,

янтарных, белоснежных

и лиловых,

как небо,

в тихой древности стоят.

Но слышны и ассоциации иные - итальянские. Странная страна возникает на страницах поэзии Рильке: Россия-Италия, Италия-Россия. И не из его ли поэзии вырос чуть позже образ Москвы в поэзии Осипа Мандельштама, создавшего в период краткого романа с Мариной Цветаевой свой причудливый и нежный "город-женщину"?