Но фильм снят! Он существует! Великий фильм Андрея Тарковского, преобразивший не только отечественную киноэстетику, но и мировую. Слава тебе, Георгий Куницын, вовеки! Твоему мужеству и художественному чутью, всей твоей судьбе, предопределившей выбор! Говорю это я, твой сын, вместо всех тех, кто забыл твой подвиг[?]
И как мне объяснить, что вся твоя дальнейшая судьба, полная житейских невзгод, безденежья, постоянного негласного надзора, - прекрасна?! Ты в мстительной опале, но ты - свободен!
В 1968году, уже уволенный из "Правды" за то, что единственный (опять единственный!) вступился на редколлегии за Л. Карпинского и Ф. Бурлацкого, Куницын защищает в Институте мировой литературы докторскую диссертацию.
Он ещё не знает, что из ЦК дали команду - валить!
Разумеется, валят. А в зале (пришли поддержать "цекиста-расстригу") - элита кинематографа и литературы, от А. Тарковского и Л. Шепитько до Ч. Айтматова и К. Ваншенкина, человек пятьдесят. И в ЦДЛ, через дорогу, накрыты банкетные столы.
Отец выдерживает удар. Он сгребает в охапку своих гостей, и все идут пировать! Леонид Зорин на торжестве за тамаду. Он вспоминал позже, что это был настоящий пир настоящего победителя! Гости отца, видя, как бодр и весел он сам, развеселились и расшутились настолько, что опоздавшие с порога кидались поздравлять Георгия с удачной защитой, а Марк Донской, пританцовывая у них за спинами, держа два больших пальца кверху, в восхищении восклицал: "Вот такая мизансцена! Вот такая мизансцена!"
Через два года отец защитит эту диссертацию в другом институте. Правда, научным оппонентом его будет Сергей Герасимов, а он, как известно, счастливчик. Тарковский придёт и в этот раз. Он встречается с отцом и приходит в дом вплоть до своего отъезда в Италию. Позже светлая дружба свяжет Куницына и со старшим Тарковским, прекрасным Арсением Александровичем. Лягут они оба в переделкинскую землю почти рядом[?]
В 1977-м "накрученный" из ЦК и Минкульта научный совет Института истории искусств по-холопски не утвердит Куницыну переаттестацию. Он придёт забрать документы и узнает, что этот самый совет заседает в данную минуту. Войдя в зал, попросит слова и в затаившейся тишине спросит учёный люд: "Скажите, есть ли в этом зале хоть один человек, который не уважает меня?" Зал с облегчением зашумит: "Что вы, что вы, Георгий Иванович! Уважаем! Очень!"
И, выдержав паузу, отец скажет: "А я вас, господа, глубоко не уважаю! И больше в этих стенах ноги моей не будет!" Сойдёт с кафедры и в мёртвой тишине покинет зал.