Литературная Газета 6389 ( № 42 2012)

Идея, которая ведёт Гроссмана в построении этой книги, - "великие связи, которые определяли жизнь страны" под главенством большевиков, "самое сердце идеи советского единства". Мне кажется, он искренно самоубедил себя в этом, - а без этой уверенности такого романа и не написать бы. Во многих эпизодах, сюжетах он показал, как вышли в высокие чины люди из самых низов, подчёркивается их "пролетарское" происхождение. И нищая крестьянка уверенно говорит о своём малом сыне: "При советской власти он у меня в большие люди выйдет". Вот в этой теории органически единого, сплочённого советского народа - и заложена главная неправда книги. Я думаю, тут и ключ к пониманию автора. Его Мария Шапошникова "знала в себе счастливое волнение, когда жизнь сливалась с её представлением об идеале", автор же чуть-чуть подсмеивается над ней, - а и сам таков. Свои идеальные представления он с напряжением проводит через всю книгу. Что и говорить: "За правое дело" - вершина "соцреализма", самый старательный, добросовестный соцреалистический роман, какой только удался советской литературе".

Однако после войны Василий Гроссман сильно изменился. И зря об этом не пишут, ибо это очень важно для его дальнейшей жизни и судьбы. Он увидел воочию уничтожение тысяч евреев, в том числе его бердичевских родственников, его родной матери, и он в душе перестал быть советским писателем, став еврейским писателем, мстящим за свой народ. Вторая часть эпопеи "Сталинград", позже переименованная в "Жизнь и судьбу", при всём многоплановом замахе, при всей калейдоскопичности событий, - это роман о трагедии еврейского народа. Нет, это далеко не лучший русский роман за ХХ век, но это событийный роман в истории еврейства.

В отличие от предыдущих сочинений это уже не советская проза, хотя и антисоветской назвать её тоже нельзя, хотя книга начинена до предела страданиями бедных зэков. Прав был Варлам Шаламов: кто не пережил лагеря, не имеет права об этом писать. Василий Гроссман не был ни в немецких, ни в советских лагерях, он даже не сидел под арестом, подобно Удальцову или Лимонову. Он жил в шикарной квартире, отдыхал на курортах, лечился в спецполиклиниках. Что он может знать о страданиях политзаключённых? Когда он умозрительно пишет об издевательствах уголовников над политическими, так и хочется спросить: кто же вам это рассказал? Как можно сравнивать по художественному уровню почти документальный "Архипелаг ГУЛАГ", трагедийные рассказы Варлама Шаламова с экзотикой гроссмановского сочинения?