Положим, в карандашном портрете М.Л. Каган-Шабшай (из Казанского музея) нагнетается ощущение трагической безнадёжности, запечатлённой в изломе приподнятых бровей, в опущенных глазах, в резкой линии верхней губы, да и во всей энергично и скупо очерченной фигуре (1923).
А как же улыбка?
В эти годы на лицах некоторых женских моделей Фалька мы обнаруживаем ту же парадоксальную улыбку, "полуулыбку-полуплачь", что и на его фотографиях. Мы встречаем её в таких работах, как "Портрет А.С. Хохловой" (1923), в "Женщине с каштановыми волосами" (1934), в карандашном женском портрете 30-х годов. Все те же приметы - печальные, углублённые в себя глаза и растянутый в лёгкую улыбку рот - передают состояние душевной смуты.
И вот на этом фоне московских и парижских невесёлых переживаний и смятения чувств вдруг лучезарный просвет - сияющая, безоговорочная, всё существо охватившая улыбка. Карандашный портрет третьей жены художника, бывшей его студентки во ВХУТЕМАСе, - Раисы Идельсон 1926 года.
Надо сразу сказать, что фальковская сияющая улыбка, которую мы встретим и в позднейших графических портретах, сохраняет одну важную особенность его художественного мирочувствования. И тут, как было прежде, его героиня вовсе не смотрит на зрителя. Она не улыбается "сегодняшнему дню" и не предрекает себе и окружающим "светлое будущее" в социальном плане. А именно такого рода "открытые" улыбки характерны для картин и фильмов советского периода.
У Фалька речь о другом.
Его улыбка даётся индивиду как некое редкое откровение о жизни. Это улыбка внезапного прозрения, дарующего личности искомую гармонию. Глаза Раисы Идельсон на карандашном портрете полуопущены (как бывало и прежде), но в них не только нет безнадёжности, а появился внутренний свет.
Что такого хорошего случилось с Фальком в 1926 году? Возможно, ничего особенного не случилось. Просто художник в какой-то миг поймал, как некое чудо, эту улыбку на лице своей жены. И эта улыбка отражённым светом легла и на него. Он ощутил возможность счастья.