Кстати, читатель небось подумал, что Владимир Семёнович горячо и сердечно поблагодарил поэтессу за участие в публикации его стихотворения? Как бы не так. "Когда-то давно уже я поздравляла читателей "Литературной газеты" с Новым годом, с чудесами, ему сопутствующими, в том числе с пластинкой "Алиса в стране чудес", украшенной именем и голосом Высоцкого, - вспоминает Ахмадулина. - А Высоцкий потом горько спросил меня: "Зачем ты это делаешь?" Я-то знала - зачем. Добрые и доблестные люди, ещё раз подарившие нам чудную сказку, уже терпели чьё-то нарекание, нуждались хоть в какой-нибудь поддержке и защите печати. И ещё один раз Высоцкий так же горько и устало спросил меня: "Зачем ты это делаешь?" - когда в альманахе "День поэзии" было напечатано одно его стихотворение, сокращённое и искажённое. Мне довелось принять на себя жгучие оскорбления за отношение к нему как к независимому литератору. Я знаю, как была уязвлена столь высокая, столь опрятная его гордость".
Да, Высоцкий был горд, порою - слишком. Но только ли этим объяснять его строптивую несговорчивость со всеми печатными органами и организациями (а она была, была!) - не упрощённо ли? Получается, что все остальные поэты, печатавшиеся в застойные времена, были напрочь лишены этой самой гордости? Что-то тут не стыкуется, явно не вписывается в ставшие уже дежурными утверждения: "Высоцкий так хотел увидеть напечатанными свои произведения, но литературные чиновники всячески препятствовали этому".
Точно не способствовали. А скажите, к чему хорошему, здоровому, критически задорному, неординарному, нестандартному, вырывающемуся за узкие "параграфные" рамки, - к чему в те годы чиновники благоволили? Какого оригинально мыслящего и творящего художника они не затирали, не крутили в бараний рог? Почему же мы все задним числом так упорно сетуем на них за неблагосклонность именно к Высоцкому? Ведь даже гипотетически нельзя предположить нечто противоположное, а мы упорно долбим одно и то же, как заведённые, сладострастно раздирая уже давно зажитые раны.