Литературная Газета 6419 ( № 24 2013)

Позволю себе, однако, замечание. Осторожное, с различными оговорками деление в работе Местергази нашей тогдашней интеллигенции на славянофилов и западников, на мой (и не только мой) взгляд, уже исчерпало себя. Чем больше проходит времени, тем очевиднее, что, скажем, между Достоевским и Тургеневым куда больше совпадений, чем разногласий. В этом плане я посоветовала бы любопытствующему читателю ознакомиться с блистательной статьёй В. Кожинова «О русском самосознании: в какой стране мы живём?», опубликованной несколько лет назад в сборнике «Россия и Запад в начале нового тысячелетия».

Безусловным достоинством книги Е. Местергази следует признать вывод автора, что в своей прозе Печерин в какой-то мере предвосхитил документальную стилистику ХХ века. Это очень серьёзный вывод и, главное, тщательно аргументированный. Именно поэтому книга Местергази отличается от других исследований жизни и творчества Печерина, и именно поэтому она привлечёт и уже, судя по откликам в прессе, привлекла внимание читающей публики.

Е. Местергази написала не просто очередную биографию Печерина, а попыталась показать особый механизм жизненного строительства на примере судьбы Печерина – феномен жизни, созданной по книжным рецептам и «разыгранной» как спектакль. Причём Печерин не только следовал литературным образцам, героям и идеям, но и сам явился прототипом героев Достоевского, как убедительно показано в этой по-своему уникальной книге.

Игра в классика

Вячеслав Куприянов. Башмак Эмпедокла. - М.: Б.С.Г.-Пресс, 2013. – 272 с. – 3000 экз.

Вячеслав Куприянов – фигура в русской словесности знаковая. Один из зачинателей верлибра в нашей поэзии, лауреат множества престижных премий, поэт, активно переводящий и переводимый.

Впервые изданный в России отдельной книгой, "Башмак Эмпедокла" уже знаком читателям по фрагментам в литературных журналах и газетах и даже ступил на заграничную почву – роман переведён на немецкий и хорватский языки.

«Башмак Эмпедокла» трудно привязать к одному конкретному жанру. Безусловно, это не беллетристика, не чтиво для метро, а самая настоящая «проза поэта». Чтобы проникнуться Куприяновым-прозаиком, надо иметь определённый культурный багаж, и чем объёмнее, тем лучше. Читатель «неподготовленный» воспримет текст как курьёзную историю, набор литературных анекдотов. Сатира? Пожалуй. Но не едкая, не желчная, а скорее, ироничная. Автор посмеивается над нравами литературной тусовки, над шумной вознёй суетных и мелочных персонажей, гордо именующих себя «творческой интеллигенцией». И, конечно, рассуждает о природе творчества.

Главный герой (скорее, антипод автора) – писатель Померещенский. Корифей. Мэтр. Литературный генерал. Ни много ни мало «академик сетевой и сотовой литературы» и «крупнейшая культурно-историческая величина всех времён и народов». Ему подвластны все жанры, он неустанно экспериментирует, но неизвестно, где его ведёт вдохновение, а где художником овладевает демон конъюнктуры. То он пишет верлибры, то устремляется к звёздам в своих фантастических повестях или скитается по тропикам в приключенческих. Читает свежие стихи за Южным и Северным полярными кругами, составляет поэтические хрестоматии, где нещадно расправляется с врагами и превозносит любимцев, участвует в корректировке государственного гимна, готовит собственное многотомное собрание сочинений, на подходе прижизненная биография в серии «ЖЗЛ». Мало того, он ещё и лицедействует, охотно принимая предложения известных кинорежиссёров сняться в их фильмах.

Померещенский – это мастер мимикрии, морок, галлюцинация. Он появляется тут и там, меняет маски, как Фантомас или Джеймс Бонд, его рассказам позавидовал бы сам барон Мюнхгаузен. Чего стоит история с Хемингуэем, застрелившимся из двустволки, якобы подаренной ему нашим героем, или случай с молодым Лимоновым, который шил Померещенскому брюки и советовался по части творчества. Он знаменит и своими эскападами старается приумножить славу, а значит, и тиражи. Он демиург в книгах, но фантазия Померещенского ещё и трансформирует реальность вокруг себя – писатель окутан слухами. Он избыточен и вместе с тем неуловим. Как и положено классикам, он дружит с сильными мира сего, но не гнушается и хождениями в народ, он и конформист, и диссидент, и либерал, и почвенник. Представитель богемы и андеграунда. «Его перо всегда наготове, чтобы поддержать изверившихся в коммунизм или не доверяющих рынку, чтобы заклеймить врагов нации, клевещущих на наш строй, или осадить зарвавшихся друзей народа, которые воюют с демократами». Хамелеон, приспособленец. Но талантливый.