Литературная Газета 6421 ( № 27 2013)

- Сейчас модно писать продолжения классических произведений – Олег Шишкин написал продолжение «Анны Карениной», Борис Акунин -  чеховской «Чайки». Но как зритель я должен узнать все о герое во время спектакля, а не по памяти другого произведения. То есть необходимо  задавать все характеристики заново. Вещь очевидная, но ни авторы, ни критики этого не  замечают…

- В таких случаях я думаю: ребята, зачем вы Гоголя пересказываете своими словами, зачем дописываете Чехова? Если вас не устраивает эта пьеса, поставьте другую. Это по поводу спектаклей. Но вопрос драматургических римейков не так уж прост, на Западе и у нас ими занимаются многие, и небезуспешно.

- Бытует мнение, что драматург – это зеркало. Я указал на болезнь, задал вопрос - а вы уж решайте, что делать. Но если  в пьесе не указаны причины и следствия, то это просто констатация. Как вы  думаете?

- Драматургия - не зеркало а, согласно Маяковскому, «увеличивающее стекло». Драматург создает свой мир, хотя обстоятельства этого мира жизнеподобны. Кстати, иногда жизнь предлагает такую пошлую драматургию, до которой автор со вкусом никогда не опустится.  И наоборот – ситуация в пьесе может  выглядеть предельно  натянутой, хотя целиком взята из реальной жизни. Настоящий  драматург помогает мне понять что-то в жизни, в социуме. В Англии, например, пользуются большим успехом пьесы, которые определяют, замеряют моральное состояние общества, нации, для них есть даже специальный термин "state of the nation play". И у нас некоторые драматурги серьезно продвигаются в этом смысле.

- И какое же  у нас сегодня общество, если взглянуть на него сквозь призму современной  драматургии?

- Картина складывается довольно мозаичная, пестрая. Тут и человеческое неблагополучие -  материальное и духовное, и какой-то внутренний раздрай,  разлад с близкими и с самим собой. И определенная деморализация, размывание важных человеческих качеств - я это называю этическим раскодированием. Существуют культурные и моральные коды, которые внушаются человеку с детства, прежде всего в семье. Это определенные табу: скажем, нельзя читать чужие письма, нельзя жить за чужой счет, нельзя  обижать слабого… 

 

Островский  в наши дни

 

- Антигероев на сцене в избытке, а как с позитивным примером? Кто он - положительный  герой нашего времени?

- С положительным героем хуже. В советской драматургии, когда прямо ставилась такая задача, тоже было с этим трудно. И все-таки выходили на сцену люди, которые находили в себе силы противостоять обстоятельствам и, невзирая ни на что, оставаться самим собой. Они появляются и теперь.

- Сегодня на подмостках большое количество сцен насилия, агрессии, секса.Если драматург проповедует духовный распад или разврат, то общество должно как-то защищаться от этого? Что вы думаете о цензуре  в этой системе координат?

- Мы в журнале руководствуемся положениями Основного закона: пьеса не должна содержать элементов экстремизма, порнографии, призывать к национальной розни и так далее. Что касается опасностей, о которых вы говорите, они сильно преувеличены. Как правило, наши драматурги - иногда прямолинейно, иногда  более изощренно - несут гуманные ценности. Я не читал пьес, где бы пропагандировались инцест, убийство или  насилие… А сексуальный акт – не предмет искусства, он у всех происходит, в общем-то, более-менее одинаково. Предмет искусства - то, что предшествует сексу и то, что начинается сразу после него. Мы  с интересом наблюдаем за тем, что происходит с людьми в результате –  возникает отчуждение, разочарование или, наоборот, тяготение друг к другу. Интересно не само физическое действие, а то, что к нему ведет и из него исходит – опять-таки, по Станиславскому.