Литературная Газета 6424 ( № 30 2013)

Евгений Степанов. Знаковые имена русской прозы и публицистики. – М.: Вест-Консалтинг, 2013. – 258 с. – 300 экз.

«Один из мо­их любимых жанров – интервью. Особенно люблю беседовать с писателями», – признаётся автор книги Евгений Степанов. За последние 30 лет он сделал сотни интервью. Многих героев книги уже нет с нами: Артём Боровик, Василий Аксёнов, Чингиз Айтматов… С Айтматовым Степанов общался в 1998 г. В то время писатель работал в Брюсселе и в Москву приехал на несколько дней. Болезненно переживая отрыв от московской литературной среды, вспоминал о своих товарищах – Евгении Евтушенко и Андрее Вознесенском, с которыми он «вместе возник в литературе». Сожалел, что мало остаётся времени на литературное творчество. Говорил и о том, что литературная ситуация в Москве не блестящая, что писатели мученически проходят свой путь. Из интервью читатель узнаёт, что Айтматов думал о молодёжи, развитии страны, о русской литературе на Западе. Беседы не потеряли своей актуальности: вопросы о развитии литературы, культуры, истории, о пути страны и многие другие до сих пор не разрешены.

ЯЗЫКОЗНАНИЕ

Мелвин Брэгг. Приключения анг­лийского языка. – М.: Альпина нон-фикшн, 2013. – 418 с. – 5000 экз.

Эта книга – о тысячелетней борьбе, которую английский язык, будучи сам в Британии пришельцем, вёл для того, чтобы не потеряться, не раствориться в очередных языках-оккупантах. На этой сложной стезе английский язык развил в себе невиданные способности к заимствованию и адаптации; Брэгг напрямую увязывает становление англичан как нации и высвобождение английского языка из-под трёхсотлетнего влияния норманнов. Военные, юридические, общественно-политические, кулинарные термины в английском – это почти сплошь слова французского происхождения, а ведь было ещё и латинское, и датское влияние – в сущности, народы, населявшие Британские острова с глубокой древности, мало оставили следа в английском языке. Эта выдающаяся гибкость, умение переработать чужое и превратить его в своё, несомненно, способствовали установлению того господствующего положения, которое завоевал английский язык – «язык покупателей и продавцов, основной язык рынка» – в со­временном мире.

Вечно преступная дуэль…

Владимир Бондаренко. Лермонтов. - М.: Молодая гвардия, 2013. – 483 с. – ("ЖЗЛ": малая серия). – 5000 экз.

Новую книгу Владимира Бондаренко я читал в Пятигор­ске. Здесь календарь подчиняется думе о Михаиле Лермонтове. Пять часов до Нового года – юный поэт оставляет очередную возлюбленную и удаляется прочь от житейского тепла. Опустевший город приходит в себя после праздничной ночи – скоро будет завершён удивительный «Валерик». Дня через два уставшие от отдыха туристы подтягиваются к официальному месту дуэли – на закате январского дня Лермонтов, преданный товарищами и постсоветскими биографами, отказывается от выстрела в Мартынова. Всё у В. Бондаренко происходит сейчас . Жизнь, начавшаяся 200 лет назад, – не только мистерия настоящего , но и фатально нарастающая борьба: происходит защита поэта или совершается его повторное убийство.

Город у подножия Машука хранит память русского поэта. Автор книги – против Пятигорска. У «летнего филиала Петербурга», устроившего оранжерею пустоцветов в центре горной пустыни, нет оправдания. В. Бондаренко – против Петербурга: столица империи многое сделала для изгнания гения не только из аристократических салонов, но из самой жизни. Лермонтов должен был держаться Москвы: старорусский мир умел прощать ошибки и ждал новых стихов. Ему стоило больше ценить Пензенскую и Костромскую земли, возвращавшие чувство малой родины. Поэта ждал Великий Новгород с исцеляющим морозом и снежными легендами.

Бондаренко – не против Кавказа: когда Лермонтов уходил в горы, он прорывался к своей истинной природе, связанной с Верхом и Низом, Раем и Адом. На опасной высоте совершалось преодоление тягостной горизонтали , которая размазывала его по «светскому и лживому Пятигорску». В битве пространств, столь значимой для автора, особое место занимает Шотландия – первая земля Лермонтова, где стал мифом средневековый Томас Лермонт (Рифмач), возможно, опре­деливший стремление русского потомка познать духовную правду мистическими, а не каноническими путями. В. Бондаренко уверен, что, встречаясь с черкесами, сражаясь или дружески общаясь с ними, наш поэт узнавал в себе шотландского горца. Североевропейский воин, живший в родовой памяти Лермонтова, помогал ему быть русским героем. Националистического пафоса здесь нет. Есть пафос имперский, соединяющий разные крови в строительстве Русского мира.