Литературная Газета 6424 ( № 30 2013)

– Да, здесь кричат, здесь давят, чтобы учили, а для чего, не говорят. Надо знать географию, говорят, а на что она мне нужна, если я хочу заниматься химией. Может мне кто-нибудь объяснить? Нет, тогда я не буду изучать географию. Всё. И человек не учит. Он изучает только те предметы, которые, как ему кажется, будут интересны и нужны для будущей профессии.

– А если не знаешь? – спросил крепыш.

– Тогда тебя тестируют и выявляют, к чему у тебя больше склонностей. Определяют в нужный класс, и, как только ты понимаешь, чего хочешь, переходишь в нужный, написав небольшое заявление.

– Я тоже хочу в LA, – сказал главарь.

– Пропой на лысом, – сказал толстый. Другие, которые слушали, качали головой, не желая верить, что где-то там есть школа, в которой учатся по-другому, что нет этого насилия. И только я хотел идти к расписанию, чтобы узнать и провести первый урок в этой школе, как тот снова спросил: – Пропой.

Видимо, он имел в виду: сказать что-нибудь на английском.

– Не хочется, – сказал я.

– Не знаешь.

– Ай ноу.

– Что ты сказал?

– Добрый вечер, Москва.

– Здорово. А звёзд видел?

– Видел.

– Ну и…

– Что?

– Каково это?

– Ребята, жизнь там не хуже и не лучше этой. Правда, здесь я ещё не жил. Но в принципе не особо отличается.

– Ну как же, там Америка.

– И что?

– Там мечта.

– А что, разве её здесь нет? Разве сюда не едут, чтобы её отыскать?

– А что, едут? – заржали они.

– Да, и сюда едут. А там нашего брата не очень жалуют, вот, например, апартаменты, бассейн, свой гольф-клуб, домработница – всё в полном порядке. Я каждый вечер гулял в парке. Забирался на эти буквы, которые выложены за оградой парка. Они с виду такие небольшие, а на самом деле – гиганты. Каждая буква размером с девятиэтажный дом.

– Врёшь!

– Да ладно, что там.

– А зоопарк там не московский. Там с животными можно и общаться, и кормить.

– Да, у нас здесь не войдёшь. Смотришь на этих птиц сквозь клетку – они рвутся, и их жалко, и себя.

Я прошёлся по коридору, немного подогнув колени, выпятив грудь.

– Что это?

– Это лос-анджелесская походка. Так все ходят.

– Надо попробовать.

И все попробовали как один. Туда-сюда. Смешно смотреть, но я не смеялся.

– И что это – вы все кепки и кроссовки носите? – спросил я. Меня несло, но я знал, где примерно можно остановиться.

– Так модно, удобно, – говорили они.

– Последний писк. Волосы дыбом и кроссовки на разные ноги – левый на правую, и наоборот.

– Неудобно же.

– Зато модно.

– Если модно, – сказал один, снял кроссовок, надел и прошёлся.

– Не очень удобно, – сказал он.

– Привыкай.

Все последовали его примеру. Это было похоже на цирк, но так или иначе они делали то, что я им говорил. Я уже это видел. Пару месяцев назад. В другой школе. С разницей в количестве человек (их было семь) и сомневающейся была девчонка. Она расспрашивала меня так, что у меня вспухли гланды после наших пререканий. Итак, мои соперники повторяли мои указания. Их у меня было много, но я решил ограничиться ещё одним.

– Да, друзья, как вы учителя называете?

– По имени-отчеству.

– Что? Если его зовут Виктор Семёнович, то вы его так и зовёте?

– А что?

– Учу. Если его зовут Виктор Семёнович, то обращаться нужно так: ВС.

– А он не обидится?

– Если так, то скажи, что в Америке… понимаешь? Его беда, что не знает.

– Правильно. ВС. Или по матике – Роза Григорьевна. РГ. Весело.

– Ну ладно, пора на урок.

Уроки прошли так, как я и думал. Все поглядывали на меня. Я же сидел спокойно и не отвечал на внезапно появляющиеся на столе записки, складывая их в книгу по литературе.

– Как первый день в школе? – спросил отец.

– Нормально.

– Снова преподал маленький урок своим будущим одноклассникам?

– Да.

– Что за привычка?

– По-другому нельзя.

– Что сделаешь, если мы меняем районы…

– Да ничего, папа. Я уже научился приспосабливаться.

Интернет был завален письмами. Задавали вопросы. Не сегодня. Вопросы все одного плана – зачем здесь, что там. Скучно. Пока так. А завтра скажу правду. Пусть не выспятся чуток. Будут знать, как гнобить коренных.

Пока не закроется дверь

Виталий Молчанов оторван от столичного литературного сообщества. Однако этот факт относится только к биографии, к жизненным реалиям, не более того.

Его стихотворения профессиональны по своей сути. Его поэтика тяготеет к сюжету, тяготеет к меткому высказыванию, незатёртой метафоре, к лучшим классическим и современным образцам нашей литературы. Это - непросто, поскольку в такой данности не поиграешь в заумь, не станешь прикрываться модными спецэффектами (хотя справедливости ради, отмечу, что поэтика Молчанова не чурается подобного). Конечно, всё это относится к лучшим стихотворениям автора[?] Есть и другие, написанные в более стандартном порядке.

Происходит это, скорее всего, потому, что Виталий Молчанов находится в поиске, в развитии… Нетрудно заметить, прочитав его произведения, что и самому поэту хочется прорваться, стать интересней… В одном из новых своих стихотворений автор говорит об этом следующим образом:

Картиной, песней,

яркой вспышкой строк

Талант прорвётся

сквозь забор испуга.