Литературная Газета 6434 ( № 41 2013)

С огромной благодарностью за ваши статьи и публицистическое противостояние переформатированию истоков и итогов Второй мировой войны,

Алла ЭРЛИХ,   Эссен, ФРГ – Матокса, Ленинградская область

Кто поправит говорящего?

Каждая вторая хозяйка, участвующая в программе "Время обедать" на Первом, употребляет жгущий уши людей глагол «ложить». Профессиональные повара, как правило, грамотнее, к тому же многие из них - иностранцы. Им простительны языковые ляпы. Удивительно то, что ни Наташа Королёва, ни её мама, ни даже всегда ироничный Александр Олешко не поправляют гостей студии и корявая словоформа продолжает своё триумфальное шествие в нашем эфире.

Когда-то в кино «Доживём до понедельника» герой Вячеслава Тихонова отчитал за этот стилистический перл учительницу начальных классов. Но создатели фильма обставили дело так, что Илья Семёнович оказался не прав и был вынужден извиняться. Получается, что корёжить русскую речь можно, а поправлять безграмотных людей неприлично. Странная логика.

Вот и в спортивных передачах то же самое. Недавно известный своими знаковыми оговорками футбольный комментатор Геннадий Орлов в одном матче выдал «Спартак» за ЦСКА (хотя нет оппонентов решительнее), а в другом назвал венскую «Аустрию» сборной Австрии. И если в первом случае москвич Георгий Черданцев по­правил коллегу, то во втором питерский напарник Орлова стыдливо смолчал. Такую, как видно, власть захватил последний в телефутбольных кругах. Однако такого рода словесные промашки не идут на пользу имиджу ни «Зенита», ни его именитого спонсора.

«Я люблю перерабатывать…»

Сегодня наш разговор - с совершенно особенным человеком. Борису Соломоновичу Шнайдерману девяносто шесть лет, и его называют отцом литературного перевода с русского языка в Бразилии. Все современные русисты Бразилии – так или иначе ученики Шнайдермана. В 2007 году он был награждён медалью Пушкина, важнейшей российской наградой за заслуги в области культуры и просвещения. По стечению обстоятельств книги Бориса Шнайдермана не переводились на русский язык, и в России он известен мало. Мы постараемся хотя бы отчасти восполнить этот пробел.

– Борис Соломонович, вас увезли из России в восьмилетнем возрасте. Что вы помните из своей жизни в Одессе?

– Я хорошо помню своё детство. Я помню себя с тех пор, когда мне было три года. Помню голод в Одессе. Это оставило очень сильное впечатление. Были очень тяжёлые времена. Я до сих пор не забыл те переживания!

Ещё помню съёмки фильма "Броненосец Потёмкин" в 1924 или 1925 году... Конечно, я не знал, что это такое происходит. Я видел толпу странно одетых мужчин и женщин, помню общую суматоху, и это происходило примерно три дня. Видел, как снималась знаменитая сцена, когда толпа пришла на лестницу, – мужчины и женщины, очень хорошо одетые, для меня это было странно, непривычно. Да ещё одежда начала века... Помню сцену, когда бросали шляпы в воздух, приветствуя моряков. Не знаю, видел ли я Эйзенштейна, но вот эту сцену запомнил хорошо. И было очень странно, потому что вскоре после этого мы уехали в Бразилию, и там я увидел этот эпизод в кино!

– Учились ли вы переводу? Как началось это занятие?

– Дело в том, что я по профессии инженер-агроном. Я не хотел идти на этот курс, но родители настаивали, им было довольно тяжело, приходилось бороться с нищетой, и они меня фактически заставили пройти этот курс. А всё потому, что в одиннадцать-двенадцать лет я заявил, что хочу быть агрономом! Потом-то я уже хотел заниматься литературой[?]

Я приехал в Бразилию ребёнком, но дома у нас всегда говорили по-русски, и я сохранил язык, я этого очень хотел. Конечно, у нас дома говорили с одесским акцентом. И я сохранил одесский акцент. Мои родители выписывали русские книги. Лет в тринадцать-четырнадцать я очень заинтересовался литературой, и это мне впоследствии очень помогло.