В Москве скончалась дочь известного писателя Ильи Ильфа Александра Ильф. Она восполнила много белых пятен в истории творчества Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Уникальные рукописи, не издававшиеся ранее, дневники, записные книжки и фотографии Ильфа были изданы впервые благодаря многолетнему кропотливому труду Александры Ильиничны.
Скончался поэт, переводчик, литературный критик Григорий Дашевский. Ему было 49 лет.
Не стало бывшего завлита Театра на Таганке Эллы Петровны Левиной, 15 лет проработавшей с Юрием Любимовым, организатора Международного театрального фестиваля им. Чехова.
Место встречи 26-29 декабря
Центральный Дом литераторов
26 декабря
- мандельштамовский концерт "Она и музыка, и слово!", ведущие – Павел Нерлер и народный артист России Алексей Любимов, начало в 19.30.Малый зал
26 декабря
– заседание Совета по публицистике, образованию, науке, культуре, творчеству, ведущие – Вилен Иванов и Сергей Лебедев, начало в 18.30.27 декабря
– Владимир Галкин. Вечер памяти и презентация книги «Подземная песня», начало в 18.30.28 декабря
– «Москва поэтическая», ведущая – Наталия Родионова, начало в 14.00.«Лютня Ориолы» представляет[?] «Спасительница душ людских, поэзия…». Литературно-музыкальный вечер, посвящённый 18-летию ассоциации, ведущий – Леонид Володарский, начало в 17.00.
Арт-клуб «Дача на Покровке»
27 декабря
– презентация книги Андрея Пермякова «Сплошная облачность», начало в 19.00.Культурный центр «Покровские ворота»
29 декабря
– встреча с Ольгой Седаковой, начало в 18.00.Стихи 2013 года
Евгений ЕВТУШЕНКО
ШЕСТИДЕСЯТНИК
Как выжил я в двадцатом диком веке?!
В бесчеловечьи вышел в человеки,
ушёл из-под назойливой опеки
сначала только партии одной,
а после от соблазнов прочих партий,
не уступая драгоценных пядей,
свободы, как земли своей родной.
Я был и есть и буду я свободен.
Весь шар земной мне родина всех родин,
и если он шепнёт - присядь, приляг,
избегнув клятв пустых "лжепатриотства",
пускай лишь сердцем об землю потрётся,
и это будет выше всех присяг.
В двадцатом веке я не ждал напрасно,
что будет в двадцать первом всё прекрасно –
двадцать второго всем накладно ждать[?]
когда шестидесятников плеяда,
и та порой друг в друга так плевала,
что нам пришлось все бастионы сдать.
Мы думали, что антисталинисты
все на подбор душою чисты-чисты
и только сталинисты все нечисты,
хотя на шеях и у них кресты.
Но можно называться демократом
и быть таким бесстыдно вороватым,
что Бог брезгливо смотрит с высоты.
Немного надо вам сейчас отваги,
чтоб в телике съязвить мне свысока,
что был я, правда, против танков в Праге,
но ведь потом не вывели войска.
О, наши доморощенные будды!
Со мною говорите вы, как будто
вы написали «Бабий Яр» – не я.
и это вы,
не я,
слёз не лия,
на почту, что была, на счастье, близко,
вбежали и не испугались риска,
вас пропустить к окошечку моля,
особо важной телеграммы для –
из Коктебеля прямо до Кремля,
и выпала из пухлых губ ириска –
так вздрогнула тогда телеграфистка,
спросив за телеграмму три рубля, –
забыв про мелочь, так дрожало личико,
и полетела птичка-невеличка,
из рук твоих, моя сестра-сестричка,
вторжение трусливое клеймя.
А в этот день по Праге так могутно
Шли танки. Им там было неуютно.
Не вывели их… Чья вина? моя!
Ну а потом в Москву летел я к Гале,
и на костре мы самиздат сжигали
и ожидали всё-таки ареста,
но может, в тюрьмах не нашлось мне места,
И долго-долго танки без идиллий
не выводили и не выводили...
К сомнениям фрондеристой Москвы
не арестован был поэт, увы!
И низко посчитал наш высший свет –
живучий подозрительно поэт.
Но самая страдальческая участь
средь мертвечины,
может быть, живучесть.
Такой высокомерности породу
я знаю – это ныне наша знать…
Не лезьте проповедовать свободу,
Когда вы – за свободу оскорблять.
Пока в деревне бабушек лампады
от их ночных молитв дрожат в углу,
работают вовсю уже лопаты,
чтоб схоронить всё, что перечит злу.
Зло и во власти, служащей лишь власти,
но и в безвластьи хаоса толпы,
и в умных подлецах, и в глупом счастьи,
когда гордятся тем, что так тупы.
Зло не в идеалистах, так ершистых,
а в тех, кто рвутся вверх, нам всем грозя,
и чуточку похожи на фашистов,
а это нам ни чуточки нельзя.
И я, шестидесятников наследник,
кто с детства помнит слово Магадан,
из могикан, но только не последних, –
наивных, но бессмертных могикан.
Мы сами – двадцать первый век. Мы сами
в ответе перед ним и небесами.
Так что же мы у собственных ворот,
порой в трясине, а порой разини,
чего-то ожидаем от России,
когда она от нас так много ждёт?
POURQUOI PAS?
Этот отель в Конго
по имени «pourquoi pas?» –
он сам себе памятник.
Вдрызг истерзали его
и базуки, и танки,
а когда-то выделывали в нём па
Ингрид Бергман и Хэмфри Богарт –