Литературная Газета 6447 ( № 4 2014)

В 2001 году под эгидой замечательного журнала «Золотой Векъ» вышла моя самая красивая, изысканно изданная книга «Инкогнито», но тираж её был в 10 раз меньше прежних – всего 2000 экз. Её хвалили друзья, но она не принесла удовлетворения; мне не хотелось, чтобы она вообще где-то продавалась, я даже не стала забирать её из типографии. Произошло какое-то отвержение от поэзии. На мой взгляд, это было трагическое время расставания с иллюзиями, разъединения писателя с читателем, время выживания страны и человека в ней после дефолта и душевного разора. Время окончательного распада иерархичного (по природе своей) литературного процесса в стране, растекания его по тусовкам и группировкам. По счастью, отсутствие собственных стихов в жизни я заменила присутствием в ней Пушкина. Несколько лет мы с супругом Владимиром Чепкуновым работали над культурологической книгой «Пушкинский календарь», которая вышла в связи с юбилеем поэта и доставила нам много радости.

– Вы отличаетесь от многих поэтов, приверженных раз и навсегда выработанной манере. Ваша поэтика несколько раз резко – и всегда неожиданно – менялась. По каким причинам это происходило?

– В самые «урожайные» на книги и публикации 80-е годы я много переводила – часто по подстрочникам. И стала внутренне ощущать некую инерцию слова, отсутствие стилистического сопротивления, появилась, как заметила однажды Белла Ахмадулина, «привычка ставить слово после слова». Легкописание это меня смутило и озадачило. Мне было всего 35 лет, и если в этом возрасте тебе самой твои стихи скучны настолько, что бросаешь их на полпути, не дописывая, значит, надо завязывать с этим делом, решила я. И около полутора лет не писала вообще, ездила по стране, выступала на совместных с Валерием Золотухиным вечерах. Но однажды вновь почувствовала поэтический «зуд» – и это уже были совсем другие стихи, другой стилистикой и энергетикой наполненные смыслы. Шёл какой-то густой поток слов и соревнующихся между собой образов, в котором даже мне, филологу, расставить знаки препинания было трудно. Я ни в чём себя не насиловала – так случилось, если хотите, подсознательно совпало с «запросом на сложность». Но со временем уже и на этом пространстве возникла инерция, снова явилась неудовлетворённость собой. В новом веке вдруг потянуло к «неслыханной простоте». Да и в жизни моей за последние годы произошло так много утрат, что горе само нашло иные слова и иной способ самовыражения.

– Вы долгие годы прожили рядом с большим поэтом – Борисом Примеровым. Чем вам помогало и чем мешало такое «соседство»?

– Мы прожили вместе четверть века, вплоть до его трагического ухода в мае 1995 г. Поженились, когда мне не было и 20 лет, а ему уже исполнилось 30. Казалось бы, старшего и младшего в семье определил сам возраст. Но у нас всё случилось наоборот. Борис был большим и беззащитным ребёнком, совершенно «безбытным», беспомощным в обыденной жизни. Он родился поэтом и только поэтом мог быть в этом мире. Хтонический ужас вызывало у него любое общение с государством и его представителями, кроме литературных чиновников (тут он, видимо, подспудно ощущал своё «изначальное превосходство»). По природе своей он был катастрофистом. Мой же природный оптимизм и обычная женская смётка воспринимались им как недостижимое для него «умение жить». Часто, говоря о себе, Борис как бы в шутку цитировал Маяковского: «Я не мужчина, а облако в штанах». Иногда отчаянно взывал в стихах: «Отпусти меня на небо, не держи так тяжело», хотя ни на минуту не хотел расставания со мной. Несмотря на всю тяжесть нашей совместной жизни, ни разу не подумала о разводе и я. Иногда мне кажется, что мы с ним все 25 лет провели в волшебных разговорах – о русской литературе, о мировой поэзии, живописи, музыке, истории, философии[?] и о России, которую так любили и о которой так печалились. Соучастником этих разговоров была и наша обширная, совместно собранная библиотека, с большими раритетами и почти без лакун. С уходом Бориса образовалась огромная дыра в моей жизни: такого великого собеседника мне больше Бог не послал ни в каком качестве.

– Только что после 18-летнего перерыва вышла книга Примерова. Нет сомнений, что этим читатель обязан вам. Где все эти годы были многочисленные «друзья» Бориса Терентьевича? Как удалось наконец осуществить это издание?