Литературная Газета 6454 ( № 11 2014)

Я с ним встречался только один раз в 1964 году, когда отмечали 50-летие Марка Фрадкина. Симонов, Долматовский и я выступали на вечере в Московском доме композиторов. Симонов всю ночь в кабинете Фрадкина читал стихи, и такое у него, знаете ли, сердце оказалось человеческое, даже детское, я не ожидал. А стихи те потом, сколько ни искал, нигде не нашёл. Я тоже ему в ту ночь читал много стихов. А потом, зная, что после войны он ездил в Париж уговаривать Бунина вернуться в Россию (Сталин через Молотова так распорядился), попросил рассказать об этом. И Симонов подробно описал ту поездку, бледные глаза Веры Николаевны, жены Бунина…

– Бледные?

– Да, она вообще была такая несколько белёсая, возможно, это был недостаток какого-то пигмента. О том, какие они вели беседы… «Соблазнять» Бунина вернуться на родину Симонов отправился в Париж с женой, тогда ею была актриса Валентина Серова. И вот после того как Симонов с Буниным отобедали в ресторане, у супругов возникла идея самим устроить для писателя роскошный обед. Сообщили об этом соответствующим товарищам, и советское руководство спешно выслало в Париж продукты и… официанта из ресторана «Прага». Застолье состоялось. Бунин во время обеда всё посмеивался, мол, дайте-ка мне ещё вот большевистского маслица попробовать, икорочки…

– А официанта зачем?

– Ну, чтобы он их кормил и чтобы произвести впечатление, конечно.

– И как, произвели?

– Думаю, да, если учитывать результат… Бунин в жизни, как и в литературе, человек непреклонного стиля, хотя ему трудно и голодно жилось после войны во Франции. Куприн вернулся, а Бунин нет.

– Владимир Яковлевич, вам хотелось бы вновь начать печататься в России?

– А я уже начал это делать. На днях мне прислали журнал «Приокские зори», он издаётся в Туле. Я послал туда свою повесть в стихах «Егор Таланов – тульский мастер». Набросок сделал ещё в семидесятых годах, а закончил здесь. Это одна из моих любимых вещей. Она – свободная, правдивая. Её сразу напечатали. Я рад.

– А последние ваши стихи?

– Я написал их в минувшем январе. Называются «Читая «Антологию русской поэзии ХХ века».

Как же много знакомых – исчезнувших лиц,

Сколько горьких утрат в этом перечне длинном,

Сколько много поэтов – самоубийц

И погибнувших по неизвестным причинам.

Сколько пало друзей по дороге под бременем

Этой тяжкой поры духоломного времени.

БеседовалаИрина ТОСУНЯН , собкор «ЛГ» в США

Теги: Владимир Лазарев , современная литература

Не с пустой котомкой

Я познакомился с Алексеем Пьяновым в начале семидесятых. Если точная дата и забылась, то уж место запомнилось навсегда. Это было на Пушкинском празднике поэзии в древнем Торжке.

Тогда Алексей Пьянов был молодым тверским журналистом. Однако к тому времени у него в Москве уже вышла книга "Берег, милый для меня" с предисловием Ираклия Андроникова.

В тот памятный вечер в Торжке мы пили не оскорбляемый ещё любимый российский напиток и заедали его пожарскими котлетами. И говорили, говорили о Пушкине, поражаясь неисчерпаемости судьбы и творчества гения. И я понял, что новый мой товарищ - действительно пушкинист. Но не в чисто «учёном», традиционно и сильно заезженном понимании. Он пушкинист потому, что сердцем воспринял эстетическую и этическую традиции гения и всем своим творчеством – исследованиями, очерками, статьями, стихами – старался соответствовать великому посылу, призванию и призыву поэта: «...чувства добрые я лирой пробуждал». Стихи Алексея Пьянова, его литературная журналистика, его книги (он выпустил их уже более двадцати) не являются однозначной реакцией на события и злобу дня. Но его нельзя и представить булгаковским котом, никому не мешающим и мирно починяющим примус. Давно известно, как талантливо, как мастерски владеет Алексей Пьянов острым оружием поэзии – пародией и эпиграммой. Его сатирические и юмористические книги изданы огромными тиражами. Он не раз «ставил на место» самовлюблённых и саморекламирующих поэтов. В том числе, да, пожалуй, и прежде всего – в «ЛГ», в её знаменитом «Клубе 12 стульев», дважды удостоившись премии «Золотой телёнок».

Мне близко творчество Алексея Пьянова прежде всего потому, что оно лишено перформансности, разудалой самовольности и удручающей безликости, а следует императиву, приложимому не только к медицине: «Не навреди!» Об этом свидетельствуют и его новые книги.

Тогда, в Торжке, при первой нашей встрече, Алексею Пьянову не было и сорока. Сегодня он встречает своё восьмидесятилетие. Встречает не с пустой котомкой...

Я желаю Алексею Степановичу Пьянову физического и творческого здоровья. Ибо, чтобы быть русским поэтом, большое здоровье надо иметь.