Когда-то, в гораздо более спокойные дни, выступая в Харькове, я получил вопрос журналиста газеты «Время». Скорее, даже не вопрос – подводку к разумеющемуся ответу: «Считаете русских и украинцев – братскими народами?» – И корреспондент обернулся к аудитории. Харьковский политех. Интеллигентные лица, говор, круг интересов – абсолютно тот же, что в Москве, Питере… Провести между нами черту любого цвета, хоть самого розового, – рука не подымалась, готовый штамп застрял в горле… Я ответил: «Не считаю» и после тяжело повисшей паузы пояснил: «Считаю русских и украинцев одним народом». В контексте общего разговора ясно было: под «русскими украинцами» имелся в виду восток, горящий сегодня.
Книга, которую я тогда представлял, как раз и раскрывала, что «галицаи» – другой народ, выведенный, что примечательно, вокруг синтезированного языка. Два сравнимых по значимости случая, когда новейшая история подтвердила древнее «В начале было Слово»: 1) официально «мёртвый» иврит стал государственным, 2) «мова», выработанная группой Грушевского, стала ядром «галицайщины».
Этот пример важности «Слова», литературы, двигающий народы, обозначу лишь пунктиром тезисов: XIX век, профессор Киевского университета Св. Владимира Т.Д. Флоринский («Лекции по славянскому языкознанию»): «Малорусский язык есть не более как одно из наречий русского языка... составляет одно целое с другими русскими наречиями… Жители Малороссии в этнографическом отношении представляют не самостоятельную славянскую особь (в противоположность, например, чехам, полякам, болгарам или сербохорватам), а лишь разновидность той обширной славянской особи, которая именуется русским народом». В правящей элите России Безбородко, Разумовский... В итоге слово «малоросс», приложенное к кому-то, значило не больше чем «сибиряк», «волгарь»... В
Но начиная с 1820-х годов запущен долгий процесс, я его называю: «вторичная украинизация». Духовное формирование, образование Украины сдано полякам (это со вздохом признаёт Данилевский). А главным мотором «вторичной украинизации» стала галицайская интеллигенция. Австрия, смертельно боясь отпадения славянской области, доставшейся от польских разделов, превратила Галицию в уникальный полигон.
Итог. В начале XIX века украинское наречие было понятно русскому на 90%. Михаил Коцюбинский в статье «Иван Франко» приводит украинское стихотворение 1838 года на
И… результат работы Михаила Грушевского, глядящего сегодня со страниц украинских учебников, 50-гривенной банкноты, всего векового галицайского впрыскивания: «мова» понятна россиянину на 20–30%, и процесс искусственного удаления продолжается.
В том и актуальность «Слова», что в некий момент ряды букв обращаются – рядами бойцов. Если это не случайное словцо, словечко – над «Словом», веет Дух движущий массы… и нельзя не признать, что ареал «галицайщины» со времён Бандеры расширился неимоверно, по Днепр и далее. «Мова» сильнее? Или её носители?
Опять вспоминая антитезу «брутальных», орущих, бегущих за Ярошем и вопрошающе глядящих на Добкина, во-первых, отмечу, как искренне, почти автоматически Александр Проханов ответил о восточных украинцах: «Мы, русские, больны после раскола 91-го». Во-вторых, всё же уточню. Даже не в расколе, не в гигантском событии 91-го дело. И «западенцы» не здоровее. Просто украинцы Левобережья, как и все русские (чем и особо важен пример!) - народ государственный, давно вставший в строй. Достоинства в строю порой противоположны, чем у «вольных»: дисциплина, ожидание приказов начальства и сопутствующий конформизм.