Литературная Газета 6470 ( № 27 2014)

Процессы, идущие в литературе, а также в гео­политике, экономике, культуре, спорте, во всех сферах человеческой деятельности, симметричны и взаимосвязаны. Нас, конечно же, интересует всё, что происходит в этом мире. Но нас также интересует и то, что в этом мире не происходит. Понимайте эту сентенцию как угодно. Лучше всего в сакрально-метафизическом смысле. Добавлю лишь одно: это мой сугубо индивидуальный «взгляд» на «нечто».

Теги: литература , дискуссия

Исаак Бабель, Ги де Мопассан, Беня Крик и другие

По-крупному блистательному художнику русской словесности Исааку Бабелю не повезло дважды. Уж очень хорошо он говорил по-французски, уж очень дружные аплодисменты "срывал", выступая в парижских залах перед проклятыми буржуа. Второй раз ему не повезло уже посмертно как писателю, возвращённому классиком в жизнь советских 50-х, когда в 91-м был демонтирован СССР.

Судьба Бабеля - как бы лакмусовая бумажка российского общества. При соприкосновении с его творчеством краснеют белые и белеют красные , как бы олицетворяя этим великий лозунг анархистов. Ему, выразителю своего времени, в сегодняшнем мире практически не досталось места. Для нынешних демократов он оказался слишком революционером, слишком певцом взвихренной жизни с кровью и пылью на взмыленных гривах революционной Конармии. Для нынешних левых он остался слишком, так сказать, одесситом. Увы, для многих в нынешней России эти обстоятельства могут оказаться важнее таланта, справедливости, истины и красоты. Таким образом, он не удержался ни на левом, ни на правом крыле современного постсоветского общества. Про центр не говорю – центра нет до сих пор[?]

А ведь 13 июля 2014 года ему могло бы исполниться сто двадцать лет. Как говорится, так долго не живут! Но некоторым всё-таки удаётся. В своей автобиографии он возвращается к началу жизни, к тому, что он родился «в Одессе, на Молдаванке, сын торговца-еврея. По настоянию отца изучал 16 лет еврейский язык, Библию, Талмуд. Дома жилось трудно, потому что с утра до ночи заставляли заниматься множеством наук. Отдыхал я в школе. Школа моя называлась Одесское коммерческое имени императора Николая II училище. Там обучались сыновья иностранных купцов, дети еврейских маклеров, сановитые поляки, старообрядцы и много великовозрастных бильярдистов. На переменах мы уходили, бывало, в порт на эстакаду или в греческие кофейни играть на бильярде, или на Молдаванку пить в погребах дешёвое бессарабское вино...»

В этих кофейнях рождался писатель, язык которого был замешан на густой мудрости Ветхого Завета пополам с ярким одесским говором и любовью к французской изящной словесности. Он знал цену каждого звука русского языка. И это при том, что первые писательские опыты Бабеля появились на свет на французском языке! И эту любовь к французской литературе Исаак Бабель пронёс через всю свою жизнь и расписался в ней в блистательной новелле «Ги де Мопассан». Скоро полвека, как меня покорила словесная магия этой вещи, и я до сих пор не могу расстаться с её трагическим обаянием. Но вернёмся в прошлое, в первую четверть ХХ века, когда в 1915 году Бабель оказался в Петрограде. Это была авантюра, из тех, что всю жизнь обожал этот жизнелюб: он не имел права на жительство в столице, но «снимал» погреб на Пушкинской улице, который сдавал ему некий официант, большой приверженец Бахуса, науке коего он предавался неустанно и потому пребывал пьяным с утра до вечера. А Бабель писал и разносил свои творения в питерские журналы.

Увы, ему предлагали устроиться куда-нибудь в лавку. Вместо этого он оказался в гостях у Максима Горького, и тот неожиданно напечатал первые рассказы Бабеля в своей «Летописи». Это произошло в ноябре 1916 года и закончилось тем, что Бабеля привлекли за эти рассказы к уголовной ответственности по 1001-й статье тогдашнего Уголовного кодекса.

«Он научил меня необыкновенно важным вещам», – вспоминает Бабель в своей автобиографии. А потом Максим Горький, великий покровитель ещё неизвестных талантов, отправил своего молодого питомца «в люди».

«В людях» прошло семь лет жизни. Кем только не пробовал быть Бабель и куда только не кидало молодого автора. Солдат и служащий, рабочий, газетный корреспондент, он ездил по России, мотался по фронтам, умудрился даже послужить в ЧК и в начале 20-х годов снова начал печатать свои рассказы. Из них сложилась книга «Конармия», и российской общественности стало ясно: на свет явился новый писатель.