Литературная Газета 6471 ( № 28 2014)

Когда Роберт Фрост приехал в Москву, что случилось в 1962 году, поэта спросили и о любимом занятии. "Косить косой и писать пером". Задолго до этого Иоганн Вольфганг Гёте: «Рукописание волшебным образом притягивает человека и берёт его за душу». О серебряном своём пере писал серебряным же пером Н.М. Карамзин в неспешном путешествии по Европе. П.А. Вяземский: «В чернилах есть хмель, зарождающий запой. А пьяному человеку море по колено». И сегодняшних примеров – первого ряда! – достойное множество. «Я пишу только от руки. По-другому не люблю и не умею» (Юрий Бондарев). «Когда пишу от руки, чувствую слово. Однажды был в Пушкинском заповеднике в Михайловском и попробовал писать гусиным пером. Это вообще особое состояние», – свидетельствует Даниил Гранин. На вопрос: «Как вы пишете?» Виктор Петрович Астафьев: «Рукой, как же ещё». Константин Паустовский – об Исааке Бабеле: «Всё, написанное карандашом, получалось у него хуже, чем написанное чернилами».

Убеждённую черту подводит Георгий Пряхин: «Меняется, выпрямляется и просто беднеет мир человека и человечества в целом от того, что они забывают перо. Забыв письмо, мы забудем и чтение».

Юрий Олеша: «Приглядитесь к почерку Пушкина – кажется, что плывёт флот»[?] Буква за буквой, слово за словом, строка – за строкой. Чудесным образом начало плаванию положило перо Пушкина, что хранится ныне в Пушкинском музее на Пречистенке. Биография этого пера – в бесконечности. Ещё и потому, что перья Пушкина отмечены особым знаком внешней похожести, одинаковости – словно всю жизнь поэт писал одним и тем же пером. Свидетельствует Пущин: «С самого лицея он писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах». Безупречная подлинность пера подтверждена сургучной печатью и надписью на изрядно выцветшей картонке: «Перо, взятое с письменного стола Александра Сергеевича Пушкина 20 марта 1837 года». Ныне это перо под заботливым приглядом одного из лучших наших музеев. Но прежде чем попасть сюда, оно изрядно настрадалось. Поначалу попало в Сибирь, в дом малоизвестного литератора. Потом мелькнуло в Феодосии, на аукционе. Чьим кошельком вызволено, теперь, поди, не дознаться. Окольными путями добралось до Петербурга. Здесь бы и угомониться. Но такой совет не для мятежного пушкинского пера. И оказалось оно в… Московском музее политкарторжан, был такой когда-то. Здесь-то его и отыскал Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Управляющий делами Совнаркома был знатоком и собирателем первостепенных для нашей культуры и литературы материалов; в ту пору Владимир Дмитриевич приступил к созданию первого Литературного музея. Человек большой культуры, недюжинной эрудиции знал, конечно, подлинную ценность пушкинского пера… Не выручи он пушкинское пёрышко из объятий политкарторжан, затерялось бы оно, сомнений в этом почти нет.

Всё благополучно сошлось, перо обрело крышу над головой. Но не могло не участвовать в Пушкинских днях 1935 года, а особо – 1937-го. Перо это придало особый настрой и торжественность. У пера появилась свита; две дюжины стальных перьев с выгравированным профилем поэта. В свой срок перо вернулось в родные пенаты, в столичный Литературный музей. Но вскоре было передано – по близкой, душевной принадлежности – в музей на Кропоткинской.

…Пушкин и его перо писали и говорили на одном языке, понимая друг друга с первого касания пера к бумаге. Которая, как об этом не сказать, была с Полотняного Завода, в считаных шагах от усадьбы Гончаровых. И расходилась отсюда, стопа за стопой, по 24 листа каждая, на писательские столы, несла и гражданскую, да и государственную службу, ибо считалась лучшей бумагой. У Пушкина запас такой бумаги близился к концу, и обеспокоенная этим Наталья Николаевна пишет на Полотняный Завод брату своему Дмитрию. «Мой муж поручил мне просить тебя сделать ему одолжение и изготовить для него 85 стоп бумаги по образцу, который я посылаю тебе в этом письме. Она ему крайне нужна и как можно скорее; он просит указать срок, к которому ты сможешь её ему поставить».

В недавнюю пору, когда несли свою службу советские министерства, я обратился к заместителю министра целлюлозно-бумажной промышленности: получится ли восстановить в подлинности тот или иной сорт и вид бумаги давних времён? «Отчего же нет, улыбнулся замминистра, если постараться…»

В миру всплеск ручного, пёрышком, письма. Причин и поводов для этого немало. Отказ от пера неминуемо влечёт за собой распад почерка. Исчезает мелкая моторика пальцев. Приплюсуйте: ответственность перед словом куда как выше, когда пишешь пером, а не компьютером. Перо само по себе – взыскательный инструмент культуры. Перо, наконец, сберегает понятие «рукопись». Не за горами оскудение рукописных отделов архивов и библиотек.

Пишущая машинка была запатентована в 1874 году, но все свои тексты Лев Толстой писал от руки

Только ручному письму дано передать что-то личное, доверительное, сокровенное. «Не пишите маме по е-мейлу».