Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)

А история раритета такова: Сергей Прокофьев стал работать над «Войной и миром» весной 1941 года, когда Германия собиралась начать войну с Советским Союзом. Причём либретто он создавал тоже сам в соавторстве со своей второй женой Мирой Мендельсон-Прокофьевой. В самые тяжёлые для СССР военные годы – с 1941 по 1943-й, когда исход войны и судьба страны были весьма неопределённы, Прокофьев в основном закончил свою оперу, причём искренний патриотизм композитора совпал с чувством патриотизма Льва Толстого, и главной идеей «Войны и мира» стала героическая борьба русского народа против вражеского нашествия и – что поразительно, учитывая обстановку на фронтах тех лет, массовое отступление Красной армии, огромные потери живой силы и техники, немецкую оккупацию большей части европейской территории страны, блокаду Ленинграда, невероятные разрушения и прочие бедствия, принесённые войной, – предвосхищение нашей Победы над Германией, хотя формально речь в опере шла о победе над Наполеоном. Концертное исполнение «Войны и мира» состоялось менее чем через месяц после окончания Второй мировой войны – 7 июня 1945 года в Москве. Композитор до последних дней жизни дорабатывал своё любимое детище – и по собственному усмотрению, и по просьбе дирижёра Самуила Самосуда и режиссёра Бориса Покровского, первыми поставившими эту оперу в Ленинградском Малом оперном театре в 1946 году, правда, по разным причинам, только часть «Мир».

Постановку-2014 осуществил британец Грэм Вик, художник-постановщик – Пол Браун, музыкальный руководитель и дирижёр – Валерий Гергиев.

Открывается занавес, и глаз публики режет огромный, взгромождённый на сцену танк, своими размерами превышающий настоящие боевые машины. И на фоне этого танка некто в современном чёрном деловом костюме и галстуке поёт арию Андрея Болконского (Андрей Бондаренко). А где сам Андрей Болконский? Оказывается, это он и есть в навязываемом зрителям «видении» постановщиков. Дальше – больше. В кровати, висящей и раскачивающейся на «полпути» между колосниками и сценой, поёт, стоя на коленях, Наташа Ростова (Аида Гарифуллина) в розовых пижамных штанах. В этой же кровати спит её кузина Соня (Юлия Маточкина) – думайте, что хотите[?]

Анализировать постановку последовательно нет смысла, поскольку от оперы Прокофьева осталось только название, имена героев и музыка, так что буду только отражать увиденное. Итак, на заднике сцены – а он громаден – цветная картинка c голой девицей в туфлях, обутых на босые ноги, воздетые почему-то на уровень линии электропередачи и просунутые между проводами. Свои интимные прелести девица прикрывает сумкой известного бренда. Эта девица с сумкой и прелестями будет появляться по ходу спектакля ещё не раз. Кто она и откуда? На что намёк?

Наташа Ростова вновь оказывается на сцене уже в костюме делового покроя, но розового оттенка «вырви глаз» и отчаянно короткой мини-юбке, затем в белом эстрадном наряде (на балу у екатерининского вельможи), а в доме Элен Безуховой (Мария Максакова) – в блестящем мини-платье, в подобных любят щеголять современные эстрадные певички, несть им числа. Причём Элен в похожем платье возлежит на раковинах-умывальниках из общественного туалета в количестве семи штук, приделанных к имитации внутренней ониксовой стены здания Мариинки-2, где и идёт спектакль. И покуривает наркотик. И угощает им Наташу. А-а, вот почему Вик считает Наташу аморальной (это он, нисколько не смущаясь и никак не объясняя, заявил в своём интервью, опубликованном Мариинским театром в буклете к спектаклю)! А Лев Толстой-то считал её чистой и нежной, а Прокофьев написал для неё чистую и светлую музыку. А в сцене бегства из Москвы именно «аморальная» Наташа убеждает свою семью не брать с собой вещи, а вывезти раненых, остановившихся в их доме, всех, а не только князя Андрея. Но постановщикам нет дела до содержания оперы! Цели у них, как выясняется по ходу спектакля, совсем другие.

Да, чуть не забыла: гости на балу – в стеклянных масках, какие обычно надевают сварщики, а слуги, одетые в костюмы начала ХIX века, в противогазах – война у ворот, понимаете ли, хотя на заднике, когда там исчезает голая девица, появляется сплошной чёрный забор с заборным же шрифтом написанным словом «Мир».

Старый князь Болконский (Михаил Петренко) к приехавшим в его дом графу Ростову (Сергей Алексашкин) с Наташей и Соней выезжает на инвалидной коляске, придуманной постановщиками, т.к. в либретто никакой коляски нет, как нет и откидывания пледа и демонстрации действующим лицам и публике дерзко разводимых в стороны голых ног. Здесь, очевидно, высокая мораль г-на Вика и иже с ним захлёстывает этикет не только русской аристократии, но и обычного цивилизованного европейца. Не потому ли на очередной бессмысленной картинке, прикреплённой к заднику, в какой-то момент появляется написанное красным на английском языке слово «civilization» (цивилизация). Странно, правда, что по-английски, ведь языком русской аристократии был французский…