Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)

Выяснения отношений Пьера Безухова (Евгений Акимов) и Анатоля Курагина (Илья Селиванов) происходит в духе бандитов 1990-х годов: Пьер швыряет Курагина на капот выехавшего на сцену «мерседеса», далее – по схеме милицейских сериалов.

К одной войне добавлена другая...

В какой-то момент на многострадальном заднике появляется картинка радостных мордвина и мордвинки в золотящемся пшеничном поле, а в другой момент, уже на сцене, хор в мордовских народных костюмах. Почему в мордовских? Наверное, намёк на то, что первая жена Сергея Прокофьева, Лина Прокофьева, была заключена в мордовские лагеря. Хотя вряд ли постановщики-варяги знают такие тонкости. Просто им – что в огороде бузина, что в Киеве дядька – всё одно.

Русский народ у них вообще некий нищий сброд: не то бомжи, не то зэки в нелепых штанах, рубахах, шапках, платках – вне места и времени, без роду и племени, без каких-либо признаков социальной принадлежности, некая пугающая своей неисчислимостью и необъяснимой сплочённостью дикая масса, и, чтобы вдруг не испугаться этой монолитной толпы по-настоящему, постановщики поместили её на спасительный задник – в качестве гигантского фотопугала.

Там же будет размещён и гнусный ремейк хрестоматийного плаката «Ты записался добровольцем?»: оплывшее гейское лицо во вроде как будёновке с приопущенной на уровень гениталий рукой, держащей какое-то оружие стволом вниз. Сверху – крупно – слово «Ты». Всё.

Кто этот «ты»? Г-н Вик, кто?!

Среди многочисленных, оскорбительных для русского человека мерзостей постановки – одна из мерзейших: глумливо и не к месту демонстрировавшиеся кадры кинохроники времён Великой Отечественной войны 1941–1945 годов – на прокручиваемой в ускоренном темпе плёнке мелкими, частящими, клоунскими шажками идут на фронт карликовые ополченцы.

И в «Мире», и в «Войне» по сцене бесконечно таскают взад-вперёд новые огромные гробы: мол, и Илья Муромец поместится, а с колосников свисают трупы в натуральную величину с той только разницей, что в «Мире» – мужские трупы, а в «Войне» ещё и женские. А потом по сцене проезжает грузовик типа КамАЗа без опознавательных знаков (русский? французский?), на который тесно погружены роскошные похоронные венки и гробы. Для кого везёт свой груз КамАЗ, нетрудно догадаться: на могилы завоевателей венки не кладут. То есть постановщики уже заранее проиграли за русских войну с Наполеоном, пусть хотя бы оперную. О том, что война с Наполеоном – по «видению» постановщиков – Россией проиграна, говорят и спущенные с колосников на сцену (а это метров 40) многочисленные полотнища цветов французского флага, увенчанные французскими орлами, и веселящиеся между этими флагами-полотнищами французы с девками. И слово «нет», по-русски написанное на одном из полотнищ, по сути, ничего не меняет.

Сцена совета в Филях – вода на ту же мельницу. В каком-то бункере, а не в деревенской избе лежит на ящике фельдмаршал Кутузов в позе трупа с фуражкой на животе. И только скрещённые ноги дают понять, что он жив. Затем коряво поднимается, водружает на голову фуражку. И среди современных охранников в чёрных костюмах с галстуками напоминает больше восковую куклу, нежели полководца-победителя. Кутузова исполнял обладающий роскошным, звучным басом Геннадий Беззубенков, но – внимание! – пел он свою величавую, по замыслу композитора, арию стёртым до состояния марли, задушенным баритональным звуком. Значит, ему велели так петь! Чтоб не слышен был варягам гром предстоящей победы. И он – фельдмаршал-победитель! – идёт с современными охранниками через зал, игриво помахивая зрителям рукой, словно Элтон Джон поклонникам. Кутузов должен быть на сцене со своими генералами, со своим народом, а он уходит! Его уходят! Правда, венчающий оперу хоровой апофеоз «За отечество шли мы в смертный бой» имел место быть, но на фоне уже упомянутого «вида» безликой массы фотолюдей на заднике. А на сцене лицом к публике сидели в домкультурных креслах современные охранники (или чиновники) в чёрных костюмах с галстуками и тупо смотрели в зал. Занавес.

Поскольку спектакль всё-таки оперный, то скажу пару слов и о солистах, хотя в свете описанной режиссуры это не имеет значения: не ради вокалистов ставили постановщики своё действо. Главное: ни вокальных, ни актёрских шедевров не наблюдалось, более того, хорошо пел только Андрей Бондаренко (князь Андрей). Для Аиды Гарифуллиной, активно «раскручиваемой» сейчас на оперном небосклоне, партия Наташи Ростовой оказалась не по силам и не по голосу: партия Наташи написана для лирико-драматического сопрано, а у Аиды – лирико-колоратурное. Но и погрузиться в образ певице не удалось, что, впрочем, не удивительно: танк, деловой и эстрадный костюмы, «мерседес», раковины общественного туалета из театрального здания – нужно быть гением, чтобы в таком антураже создать образ Наташи.