Литературная Газета 6478 ( № 36 2014)

– Конечно, – ответил незнакомец. – Это бывшие места царской соколиной охоты. Отсюда и название. А в черту города парк попал только в конце XIX века.

Они поговорили о старой пожарной каланче, незаметно перешли на живопись. К удовольствию Парамонова, незнакомец оказался приятным, образованным собеседником. Неожиданно незнакомец огляделся и тихо проговорил:

– А вы знаете, что в нашем парке объявился насильник?

– Сокольнический маньяк? Да, слышал, – ответил Парамонов.

– И не боитесь здесь гулять? – удивился незнакомец.

– Мне-то чего бояться? – сказал Парамонов. – Его интересуют молодые девушки.

– Не скажите, – мягко возразил незнакомец. – Последней его жертвой был юноша.

– Я давно не юноша, – улыбнулся Парамонов. – И вряд ли ему понравлюсь. Маньяков-геронтофилов не бывает.

– Как знать, как знать, – загадочно произнёс незнакомец. В это время на дорожке показался ещё один гуляющий. Он был небольшого роста, коренастый, с рыжей клочковатой бородой, но выглядел вполне безобидно. Парамонов и его собеседник остановились.

– Ещё один любитель прогулок, – сказал незнакомец, и Парамонов поправил его:

– Вряд ли. Похоже, он торопится.

Человек подошёл к ним, внимательно оглядел обоих и обратился к спутнику Парамонова с вопросом:

– Вы сокольнический маньяк?

– Да, – ответил тот.

– Здравствуйте, – обрадовался бородатый. Он протянул ему руку и представился: – Я битцевский. Понимаете, коллега, я специально сюда приехал, чтобы обсудить с вами кое-какие проблемы. Посоветоваться. – Он глянул на Парамонова и спросил: – А вы из какого парка?

– Нет, нет, я не из какого, – отступая назад, испуганно ответил Парамонов. Он вдруг резко развернулся и со всех ног бросился бежать. Не чуя под собой ног, Парамонов нёсся по аллеям, пока за деревьями не показались дома и улица. Только тогда он обернулся. Позади никого не было, и Парамонов остановился. Он прижался спиной к дереву, взялся за сердце и прошептал:

– Бывает же такое. Ну повезло!

Через дорогу перебежала девушка. Она быстро поравнялась с Парамоновым, прошла мимо, и Парамонов крикнул ей вслед:

– Стойте! Не ходите туда! Это очень опасно! Там два маньяка!

Девушка обернулась и неожиданно спросила:

– Они уже встретились?

– Да, – растерянно ответил Парамонов.

– Спасибо, – поблагодарила девушка и быстро пошла в глубь парка.

Теги: ироническая проза

Жили-были

***

Жил-был Самогон, которому аппаратные игры нравились больше, чем любовные.

***

Жил-был Циклоп. "Никто не врежет мне промеж глаз", - воображал он.

***

Жили-были Голы. «Какие-то мы забитые», – вздыхали они.

***

Жила-была Шея. Она особенно боялась, как бы на неё не накинулась верёвка.

***

Жил-был Прожиточный Минимум. Да не жил он – убого существовал.

Теги: юмористические миниатюры

Обетованная земля Островского

Фото: Елена ЦВЕТКОВА

"Я не знаю меру той радости, друзья мои, какую почувствовал бы я, если бы увидел вас в этих обетованных местах", - так писал А.Н. Островский весной 1848 года, впервые посетив купленную отцом усадьбу Щелыково. Начинающего драматурга особенно восхитила природа: «Что за реки, что за горы, что за леса[?] Если бы этот уезд был подле Москвы или Петербурга, он давно бы превратился в бесконечный парк, его бы сравнивали с лучшими местами Швейцарии и Италии». Стоял май, и в дневниках Островского восторженные записи: «У нас зацвела черёмуха, которой очень много подле дома, и восхитительный запах её как-то короче знакомит меня с природой... Каждый пригорочек, каждая сосна, каждый изгиб речки – очаровательны, каждая мужицкая физиономия значительна (я пошлых не видал ещё), и всё это ждёт кисти, ждёт жизни от творческого духа…» И деревянный усадебный дом, по мнению драматурга, «удивительно хорош как снаружи оригинальностью архитектуры, так и внутри удобством помещения». Двадцатипятилетний Александр Островский пережил тогда чувство полной радости, и уже через несколько лет картины костромской природы, прелестные городские и сельские виды найдут отражение в пьесе «Гроза». А через четверть века эти впечатления откликнутся в «Снегурочке», весенней сказке, которую Островский написал уже в зрелом пятидесятилетнем возрасте. Воспоминание о Щелыкове в цвету жило в душе писателя всегда.