Литературная Газета 6479 ( № 37 2014)

– Вы стояли у истоков российского телевидения, были первым председателем ВГТРК. Время было непростое – демократический романтизм и экономическая бедность. Рождалась новая страна, гласность, иногда даже с перехлёстом, становилась нормой жизни. Каким вам виделось в тот момент новое телевидение?

– Должен сказать, что уже тогда начиналось скатывание общества к примитивизму, причём в разных слоях населения. Телевидение начало продвигать упрощённые модели восприятия, не очень обременяло себя задачей заставлять зрителя думать. Почему? Да потому, что появилось такое страшное, на мой взгляд, явление, как формат. Это пришло из Америки. Что это такое? Это конвейер, крайне жёсткие рамки. Придя на ТВ, я сказал сразу: я противник формата. Всё истинное, яркое и неповторимое – явление неформатное.

Я всегда говорил коллегам и ученикам: у нас с вами есть один бог, его имя – правда. Если быть верным ему, тогда вы будете поняты и признаны, поскольку люди будут считать про себя: вот он говорит правду, его надо слышать и слушать[?]

Вы понимаете, правду во все времена говорить трудно. Но правду надо говорить всегда, только точно знать, где, когда и как. А это уже опыт, мастерство, талант. Потом, есть правда лояльная, а есть очень жёсткая. И обе имеют право на существование.

Я и сегодня остаюсь на позиции, что телевидение, как и вся пресса, должно быть свободным, должна быть конкуренция и уже недопустим возврат к чему-то похожему на Гостелерадио СССР при всех его достижениях. Моё убеждение: журналисту, редактору, издателю очень важно не попасть ни под сапог денег, ни под сапог власти, ни под сапог непримиримой оппозиции. При этом журналист всегда должен быть в конструктивной оппозиции к власти. Он должен знать, что подсказать власти, понимать, в чём может ей помочь, когда она делает благие дела.

Со временем я понял, что на ТВ замысел может оказаться сильнее исполнителей. Я потерпел не одно поражение – придумывались очень интересные вещи, но их не удавалось воплотить, поскольку очень мало людей, способных импровизировать, быть естественными в кадре. Гораздо больше тех, кто работает, лишь заглядывая на монитор или получая указания через "серьгу в ухе".

– Увы, у многих людей сегодня отношение к журналистам не очень высокое. Мол, врут много, продажны...

– Отвечу так: журналисты могут и соврать, и продать, и предать, в том числе и в профессиональном смысле. Людей таких хватает. Меня самого не раз предавали. Но это жизнь и люди разные. И это бывает во всех профессиях. Тут уж только Бог судья... Я высоко ценю тех, кто обладает высоким уровнем профессиональной ответственности и требовательности к себе, способностью к контактам с другими людьми. И, повторюсь, предрасположенностью к творчеству – без этого ничего не достичь.

Споры бывают и по поводу содержания информации. Например, возможен ли в этом жанре анализ? Я считаю – да. Иногда достаточно точно выдержанной паузы, точной интонации – и уже достигается мягкая оценочность. Такой подход придаёт информации другой объём, даёт другое понимание смыслов.

– Вы сказали, что если журналист попал под сапог денег, то он пропал. Но, видимо, не только деньги могут быть наркотиком. Им могут стать убеждения, иногда и фальшивые. На Украине за несколько лет телевидение фактически смогло переформатировать сознание большой части общества. И, похоже, многие журналисты верят в то, что пишут и говорят, поскольку считают, что только так можно достичь подлинной «незалежности». Дошло до чего? Матери на западе и в центре страны требуют не войну остановить братоубийственную, а просто провести ротацию, вернуть своих детей и мужей. Мол, давите дальше Донбасс, но без наших «хлопцев». Или требуют бронежилетов и тяжёлого вооружения...