Литературная Газета 6481 ( № 39 2014)

пьяные солнцем и этим бушующим

ртвели*.

_______________

* Ртвели (груз.) – сбор урожая винограда.

* * *

Покой многополосных трасс,

льняной неон бензоколонок –

ночами стерегите нас,

ночами этот мир так тонок,

что рвётся, и не заглянуть

в прореху невозможно. Милый,

мы дышим несколько минут,

всё остальное – иней, иней

на тонких ветках, белый ил,

занёсший призрачное русло

реки, которой позабыл

простое имя. Что ты, грустно

не будет, если за ночь снег

неспешно обновит настройки –

без нас ли, с нами – будет смех

и след от санок, тонкий, тонкий...

Теги: Литература Грузии

Яблоки

Фото: Олег ЧУГУНИХИН

В сенях пахло яблоками и ещё чем-то родным, не имеющим точного слова. Полумрак вычертил резиновые сапоги, плетёные корзины, покрытые пылью банки на полках, старый холодильник, груду ватников и старых курток, сваленных в одну кучу. Глеб втянул ноздрями этот знакомый воздух и ощутил лёгкую тревогу: чего-то не хватало. С этой занозой вошёл в дом.

Тесть сидел за столом и чистил рыбу. На подоконниках дозревала антоновка, и этот яблочно-рыбный дух свёл скулы и наполнил рот голодной слюной.

- Здравствуй, дядь Коль, – сказал Глеб.

Тесть не обернулся, только стряхнул налипшую к ножу чешую.

– Я заночую?

– Ночуй.

Тесть положил нож на край стола. Обернулся.

Мужчины очень внимательно глядели друг на друга, выедая утаённое, не произнесённое вслух. Дёрнула хвостом изодранная рыба, и от этого судорожного движения качнулся мир.

– Чего встал?.. Проходи.

Глеб тяжело, устало разделся, долго путался в намокших шнурках, наконец выпрямился, но не во весь рост, с грузом на покатых плечах. Огляделся. Попробовал узнать дом.

Привычные вещи не опознавали Глеба. Кровать, тумбочка, шкаф, гипсовый бюст Ленина на комоде – всё настороженное, забывшее прикосновение его рук. Пропала фотография, где он с женой и сыном на фоне теплицы, – пустое место на стене. Только защитившийся от пыли квадрат (тридцать на сорок) мозолил глаза.

– Вещи твои на веранде. Нинка сложила перед отъездом.

– Где она?

– В городе.

– Я знаю, где именно?

Старик замялся, но выдавил нехотя:

– У Сажина.

– Ясно. Давно?

– Месяца полтора.

В сенях не хватало коляски, но подумал об этом Глеб отстранённо. Просто мысль. Промелькнула и не оставила следа.

Их комната утратила запах. А чем она пахла раньше? Глеб попытался вспомнить и уже не мог, как будто прошло десять лет. Детские салфетки, подушки из верблюжьей шерсти, волосы Нины, плюшевый медведь, книги на полках – все вместе это пахло уютом. И, конечно, карамельный запах сына[?] Где всё это?

Мужчина сел на кровать.

Вошёл тесть. Положил на стул постельное бельё.

– Баню затопить?

– Да.

В комнату забежал Марсик – белый облезлый кот с разодранной бровью, – прыгнул на кровать и положил голову Глебу на колени. Мол, я тебя признал, держись.

Горький комок подкатил к горлу. Чтобы его задавить, Глеб начал с силой гладить кота, отдавая животному своё электричество. Кот понимал, терпел и не вырывался. Только урчал горлом и хлёстко бил хвостом по кровати.

Наконец отпустило. Выдохнул, сбросил кота. Подошёл к окну, взял яблоко с подоконника, взвесил его мягким движением, подкинул, положил на место. За окном, на краю деревни, вмёрзла в пейзаж вековая берёза. На самой вершине аисты свили гнездо. Глеб смотрел на это гнездо. Аистов не было. А он смотрел и ждал, когда же они прилетят.

Вернулся тесть с улицы, прошаркал на кухню. Через пару минут зашипела сковородка.

Глеб достал из рюкзака застиранный маскхалат, переоделся.

– Иди ужинать, – позвал тесть.

На сковородке дымился жареный лещ. На столе – чёрный хлеб, нарезанный мужскими кусками, солёные огурцы, сало. Бутылка водки. Две пузатые стопки. Тесть с сомнением поглядел на Глеба.

– Чего вырядился?

– Тебя не спросил.

– Ты не хами. С тобой по-русски разговаривают.

– А я что, по-китайски?

– Водку будешь?

Глеб жадно сглотнул.

– Буду.

– Тогда разливай.

Глеб сел на скрипучий стул, свинтил пробку одним резким движением, наполнил стопки до краёв.

– С возвращением, – произнёс тесть. – За то, что живой.

Чокнулись и выпили.

Водка провалилась в пустой желудок и обожгла. Глеб сморщился.

– Закусывай.

Мужчины набросились на еду. Тесть ел со значением, внушительно пережёвывал, аккуратно откладывал мелкие кости на край тарелки. Глеб жевал жадно и суетливо, наполняя желудок горячей рыбой, огурцами, салом – всем подряд.

Налили ещё по одной, выпили.

– Что делать будешь?

– Не знаю. Работу найду.

– У тебя взгляд пустой, тебе в себя прийти надо.

– Приду.

– Конечно, придёшь, куда ты денешься. Жену потерял, сына потерял…

– Заткнись, дядь Коль.

– А то что?

– Кадык, вырву, – произнёс с расстановкой, без злобы, и от этого спокойствия стало страшно.

– Ты в зверя превратился.

Глеб ничего не ответил. Налил ещё по одной.

– За всех... – И, не дожидаясь тестя, лихо опрокинул стопку.

– Не нажрись смотри. С пьяным не буду возиться.

Глеб снова промолчал. Только глаза осветились твёрдым, на крови закалённым светом.