* * *
Решил ты: вот выбью дурь!
А это была не дурь…
И так двадцать лет прошло –
Коту, так сказать, под хвост.
А дамы вокруг – "глазурь"!
Блистают, хоть очи жмурь.
Корове ж зачем седло?
Зачем проходимцу холст?..
И можно бы проще жить,
Немножечко лгать, как все.
Да вот не даёт душа,
Вернее, её размер.
А тут что важнее? Прыть!
Весёлым баблом шурша,
Успеть, чтоб «привял» сосед.
И всюду: размен, размен…
А я, как туман, плыла…
Но каждый решил: игра!
Замедлен мой зыбкий мир.
А здешний – жесток и быстр!
Легка или тяжела
Доставшая сердце мгла?..
Но тут отдохнул Шекспир!
И мы перекинем лист.
Ах, те, кто вот так со мной
Столкнулись, круша-любя…
Что молодость? Бездна бурь:
Глазаста, стройна, смела!
Вращается круг земной,
Уходят года, трубя.
Решил ты: вот выбью дурь!..
А это душа была.
УВИДЕТЬ МОРЕ
Увидеть море! И дальше жить,
Не унывая, в канве земной:
Ни бедной молью мехам служить,
А распрямляться душой живой.
Не отвлекаться на здешний бред –
Ни о престиже, ни о вещах.
Лишь убеждаться, что смерти нет
За этим морем, на небесах!
Увидеть море… К его волне
Припасть душою. В земных сетях
Я тоже – море… На глубине
Я даже больше, чем в берегах…
Услышать море. Оно в стихах
Мне говорило честнее книг.
В его дыханье – Шопен и Бах,
Бетховен, Моцарт, и Лист, и Григ…
Им обручённые берега
Век не сойдутся, как ни мечтай.
Волной нахлынут – Моне, Дега,
И Айвазовский, и Хокусай!..
Ах, как на суше твердилось мне,
Что «хлеб насущный»,
что «даждь нам днесь».
Всё основное – на глубине,
Всё остальное – сейчас и здесь.
* * *
О. Николаева
Из Карфагена писем не приходит,
Из-за черты, что не преодолеть.
Пустынями не ходят пароходы,
И не пойдут, наученные, впредь.
Душа с душою не заговорила,
Не обнялась нигде и никогда.
А были симпатически чернила
И языки давались без труда!..
Там столько волн сдалось сетям на милость,
С тех пор во мне погибло Афродит…
Те шестерни давно остановились,
Напрасный труд их стрекот заводить.
Молодые поэты Воронежской области
Мария СОКОЛОВСКАЯ,
Подводная охота
Он опускается медленно: небеса
Город осенний укрыли святым покровом.
Мы для тумана – рыбы-колокола,
А для земли – рыбаки с золотым уловом.
Невидаль бьётся из глаз, прячь её, не прячь.
Не замолкает, раскачиваясь, сознание:
Был ли палач? Могла ли я знать заранее,
За ночь слетит листва и припустит вскачь...
Мелко туман крошит то ли хлебцы боли,
То ли воздушные булки пустых идей...
Крохи колотятся в горе моё стальное
Стаей бесстрашных маленьких карасей.
Глупые, я не съедобно. Плывите дале.
Что оплетать меня танцем голодных стен?
Дайте мне время просто побыть в тумане,
Не пропадите пропадом. Счастья всем.
Ты, плавником похожий на Джонни Деппа,
Ты, незабудка с холодною кровью, ты,
Чья чешуя не блестит никогда от света,
Все остальные, все, чьи открыты рты, –
Время и заводь.
Мне больше от вас не нужно
То, что помочь могло бы ещё вчера...
Вечер в тумане. Лечу красотою душу:
Сам Всеблагой поймал меня на живца.
Родион ПРИЛЕПИН,
* * *
Хочется уйти в леса,
Подобрать окостенелую шишку,
держать её за полюса.
Следить за паучихой,
оплетающей трухлявый пень,
Заниматься самым важным –
отковыривать от штанины репей.
И налепливать и вновь
отковыривать репей,
Замечая, что берёза – самая белая из людей.
В этом разнообразии папоротников и мхов
Наблюдать за ходом майского жука,
за движением его усов,
Собирать жёлуди и их рассыпать кабанам,
Ловить кабанов и показывать их полям.
На одной из неприметных опушек
Найти ракушек
Под листьями волшебного растения,
О котором я забыл с рождения.
Строить гнездо или нору плавниками рыть,
Слизывать слюдяных ящериц с коры.
Оживлять муравьёв и первобытных стрекоз.
Красить паутинки и наматывать их на ос.
Учиться тому, что изначально растёт в нас,
Что помнят рыба, камень и снежный барс.
Бежать по поляне и за ласточку зацепиться пиджаком,
Туфли скинуть, облизанные лопухом.
Раздеться и, простите, быть родственником грибов.
Хочется уйти в лес – таков.
Александра ВЕРЕТИНА,
ИХТИС
Иногда – но нечасто – когда мне совсем темно
(расползается волокно, обнажая дно,
все опоры ложатся по принципу домино) –
Он приходит. Садится.
Смотрит с особым смыслом.
Говорит: «Не ной. Я – не Ной, но ковчег за мной».
Он затягивается сквозь кашель (табак дрянной),
И я чую арктический холод его спиной,
На которой – отметины «крест не донёс до Лысой».
То есть как бы на это ещё посмотрел Господь...
Но сейчас мне семь смертных грехов не страшны, не спорь,
Если есть и восьмой, он – весь мой, я возьму восьмой! –
Но оставьте меня в моём непокое! С болью
Каждый миг в мою память вгрызается, как фреза:
Он берёт меня за подбородок, глядит в глаза,
Говорит: «Выходи. Отсюда. И лучше –
заменяй кому-то солнце собою».
Это близко к спасенью.
Но кто тут меня спасёт...
Он хватает меня в объятья, почти трясёт:
«То есть мне можно даже так?»
(Ему можно всё!)
Но я зло усмехаюсь в ответ. Выставляю палец –
Безымянный. На правой.
Который хранит ожог.
И, казалось бы, тут до развязки один шажок...