Литературная Газета 6495 ( № 7 2015)

Достоевскому приписывают фразу: «Труднее всего выразить посредственность». Если классик прав, то Скульской удалось немыслимое. Вот этого достоинства у неё при всём желании не отнять.

В. Ремизов «Воля вольная» (Хабаровск, «Гранд Экспресс», 2014). Первое, что здесь бросается в глаза, – выморочный, изломанный, юродствующий язык, какой обожали советские почвенники: наполовину из диалектизмов, наполовину из подражаний диалектизмам. Страницы романа пестрят лошалыми аргызами, ястыками, бирканами, путиками и гадыками. Пейзажи утыканы «кривовастыми лиственницами». У героев «крюковастые руки», «бычачьи кулаки» (бык с кулаками?!) и «мохнатые взгляды». А усядется такой типаж за стол да «набулькотит стакан гамызы», поневоле вспомнишь, как инда взопрели озимые. И потянет рецензировать «Волю вольную» в худших традициях ушедшей эпохи: прозаик воспевает суровую, неброскую красоту Севера, мужество его жителей, клеймит корысть, трусость и предательство; стиль книги чист и светел, речь колоритных персонажей образна и сочна, природа выписана щедрыми, широкими мазками; автор не боится остросоциальной проблематики, проводит чёткую границу между добром и злом…

Последнего Ремизову не занимать. Между чёрным и белым у него лежит девственная контрольно-следовая полоса. И герои вполне плоские, без всяких достоевских амбиваленций. Прочли фамилию – считайте, досье у вас в кармане: подполковник милиции Тихий, майор Гнидюк, капитан Семихватский…

Правда, с жанровыми дефинициями несколько сложнее. Сельским бытом читателя не проймёшь: Абрамов да Белов со товарищи вычерпали тему до дна. А однообразную, из кривовастых лиственниц, таёжную экзотику вскоре вообще перестаёшь замечать. Потому В.Р. приспособил к телеге деревенского романа акселератор от триллера. Ни к чему, кроме сюжетных прорех, модернизация не привела. Беглого браконьера ловят два отряда омоновцев, московский и костромской, – а почему не вся дивизия Дзержинского? Бывший оперный певец, а ныне поселковый бич, некогда ушёл из театра добровольцем в спецназ – Риголетто в краповом берёте, охотно верю…

Впрочем, почти детективная фабула с погонями и голливудским взрывом в финале – лишь предлог для глубокомысленных мужицких бесед «за жисть», сплошь из раскавыченной публицистики. Ток-шоу занимает добрую треть текста: «Не нужны крепкие мужики нашей власти… Китайцы здесь будут скоро. Пока мы со своими глупостями цацкаемся, лёжа на печке, они придут».

Но чтобы до этих истин доискаться, не надо в преисподнюю спускаться. Стоит ли ради двух-трёх банальностей преодолевать 400 страниц романа, перегруженного ненужными сюжетными ответвлениями, бесполезными портретами и неработающими деталями, – право, не знаю…

ПОБЕДИТЕЛЬ

В. Шаров «Возвращение в Египет» (М., «АСТ», 2013). Знаете ли вы, что нам нужно для процветания? Наверняка нет. Не беда, Владимир Шаров знает: закончить второй том «Мёртвых душ» и написать третий, – тогда и наступит на земли мир, а во человецех благоволение. Какой реприманд неожиданный! – но букеровскому жюри явно пришёлся по душе: а подать сюда Шарова!

«Возвращение в Египет» принадлежит к интеллектуальной прозе, а стало быть – налицо очередной триумф литературного аутизма. У книг такого рода одна сверхзадача – презентация авторского кругозора, а до читателя дела никому нет. Что, сама того не желая, подтвердила Н. Курчатова: «Роман Шарова требует медленного, почти медитативного чтения». Всё понятно: входящие, оставьте упованья…

Обязан предварить публику: чтение Шарова способно произвести в голове самый анафемский ералаш, даже и до мигрени. Я чувствовал голову свою насквозь продолблённою. Видно, сочинителю лестно было выказать, что он может заумствоваться тонкой деликатностью. Вышла из того одна учёность – да такая, что нашему брату и приступа нет! Натащено тут на сорок телег разного книжного сору: суровый Дант, Моисей, старообрядцы и гернгутеры, Герцен и Бакунин, – и все столпливаются, будто мухи на меду, и жужжат то враздробь, то густою кучею…

Формально «Возвращение в Египет» рассказывает о потомках Гоголя. Однако не обольщайтесь: людей здесь днём с огнём не сыскать. Главные герои романа – цитаты, аллюзии и многопудовые культурологические умствования сродни философским интоксикациям шизофреников:

«Хлестаков, Чичиков – всё есть нос майора Ковалёва, который в разном обличье бегал и бегал по России, даже пытался удрать за границу».