Литературная Газета, 6506 (№ 16/2015)

И он заговорил. Смелков умел выступать – «держал зал». Но сегодня от Зоиного присутствия он обрёл в сердце лихорадочный азарт, почуял летучую ясность мысли, в него вселился велеречивый бес вдохновенья. Гена не говорил, а чеканил слова из благородного металла:

– «Так жить нельзя…» – написали вы в объявлении. И я подумал: как же так? Жили, жили – и вдруг нельзя. Почему? Давайте думать вместе!

– Давайте! – поддержал весёлый мужичок, сидевший на подоконнике, по-турецки поджав ноги, обутые в грязные кеды.

Болотина всадила в него памятливый взгляд.

– …Недавно мы с вами отметили 9 Мая, – спокойно продолжил оратор. – Праздник со слезами на глазах. Но если не только утирать слёзы и класть цветы к Вечному огню, а хотя бы иногда задумываться, то сразу возникают вопросы. Например: почему мы платим за свои победы больше, чем другие народы – за свои поражения? Почему в цивилизованных странах каждый человек самоценен, а у нас швыряются миллионами жизней? Отчего наш исторический путь вымощен трупами, как улицы вашего прекрасного города булыжниками? Петербург стоит на костях, гиганты пятилеток – на костях, колхозы – на костях… Вы не думали, почему наш государственный флаг весь красный?

– Не весь! – донеслось с подоконника. – Там ещё есть серп и молот. «Ты хочешь сей, а хочешь куй, но всё равно получишь…»

– Прекратите немедленно! Выведу! – громко перебила пьяного Болотина и переглянулась с плечистыми дружинниками, стоявшими при дверях.

– Так почему же наш флаг красный? – повторил Смелков.

Этот вопросик он перенял у Исидора, гранда гласности, виртуоза плюрализма, умевшего запустить в аудиторию свежий ветерок инакомыслия, возбудить, завести, ошеломить, сбить с толку врага ускорения внезапной цифирью или разящим фактиком.

– От крови! – ахнул кто-то, потрясённый небывалой догадкой.

– Именно! Да, мы победили Гитлера. Но какой ценой? Мы же завалили немцев трупами. Наши потери – десять к одному!

– Нет, не десять. Мы потеряли двадцать миллионов с гаком. Вместе с мирным населением. А они – почти семь! – возразил ветеран, нахмурился и стал похож на обиженного филина. – И фашисты напали внезапно!

– Какие фашисты?

– Гитлеровские. Какие же ещё… – растерялся дед.

– Ну, во-первых, это ещё надо разобраться, кто был большим фашистом: Сталин или Гитлер. Вы, наверное, забыли про позорный пакт «Молотова – Риббентропа»?

– Товарищ Сталин хотел оттянуть войну, чтобы подготовиться…

– Если товарищ Сталин хотел подготовиться, значит, он знал о скором нападении. Тогда о какой внезапности мы говорим?

Зал одобрительно зароптал. Пуртов склонился над магнитофоном, видимо, проверяя, записал ли агрегат такую виртуозную плюху сталинизму. Ветеран гулко кашлянул. Болотина поджала губы.

– Во-вторых, обратите внимание, товарищи, как наш уважаемый ветеран миллионами душ разбрасывается! – Смелков слегка поклонился в сторону деда. – С гаком… С гаком или с ГУЛАГом? Эх, вы! Каждый человек – это вселенная, единственная и неповторимая. Никакие цели не стоят слезинки ребёнка, а тем более рек крови!

Народ посмотрел на фронтовика как на серийного убийцу. Тот побагровел и полез за таблетками. Гена, довольный первой полемической победой, продолжил:

– …А в-третьих, всё у нас как-то внезапно. Зима – внезапно. Весна – внезапно. Сев – внезапно. Жатва – внезапно. У нас в стране что: внезапно – плановая экономика?

Слушатели засмеялись и захлопали. Теперь из них, как из теста, можно лепить кренделя. Пережидая аплодисменты, оратор показал Пуртову на графин. Тот, продолжая радостно кивать, налил в стакан воды и поднёс златоусту. Гена промочил горло, гордо глянул на вдохновенную Зою и скуксившегося Илью, потом продолжил:

– А вот скажите, товарищи, почему, имея землю, набитую сокровищами, как пещера Аладдина, богатую нефтью, газом, рудами, золотом, алмазами, – мы живём хуже всех? Почему наши герои, победившие Гитлера, получают пенсию, смешную и унизительную по сравнению с ветеранами вермахта? У нас люди давятся в очередях за модными тряпками, за колбасой, а на Западе реклама изощряется, как бы заманить человека в магазин, заставить купить что-нибудь, даже ненужное, потратить деньги. Я вот недавно вернулся из Парижа…

Люди поглядели на него так, будто он вернулся с Марса.

– Вечерней лошадью? – съехидничал ревнивый Колобков.

– Нет, Илья Сергеевич, всего-навсего «Аэро­флотом», – отбрил Смелков. – Как поётся, «летайте самолётами «Аэрофлота», влюб­ляйтесь в аэропорту!» – и снова посмотрел на Зою.

Библиотекарша потупилась.

– …И вот, гуляя по ночному Парижу, мы зашли в обычный универсам. Решили с коллегами, знаете, на сон грядущий принять на грудь бутылочку-другую бордо.

– Ночью? – недоверчиво уточнили из зала.

– Ночью. Там алкоголь продают не с двух до семи, а круглосуточно. Там с пьянством не борются. Там его попросту нет. У нас, кстати, в 30–50-е годы пили в три с половиной раза меньше, чем сегодня. Почему?

Люди молчали, молча размышляя, а Смелков вдруг сообразил: получается, при Сталине пили меньше. М-да, неувязочка. К счастью, никто не заметил.

– Почему, как думаете?