Литературная Газета, 6507 (№ 17/2015)

Испуганные немцы сбивчиво и заикаясь пытаются что-то объяснить, а лейтенант их и не слышит, и не понимает. Я подошёл к нему и пожурил, мол, зря он ругается, не стоит, ничего же не изменишь. Мне казалось, что я любого немца смогу убить, даже ножом, но пленные вызывают во мне какое-то сочувствие своим жалким истощённым видом, обмороженными распухшими конечностями. Я не только испытывал к ним жалость, но мне ещё и досадно было, когда с ними грубо обращались, и я в таких случаях делал замечание. Причём большинство наших чувствуют к ним то же самое и поступают так же. В плену немцы кажутся человечнее, особенно когда показывают фотографии любимых женщин и детей, отцов и матерей.

29.01.43

Весь день я провёл в военном трибунале и вновь беседовал с пленными. На подступах к городу ещё идут бои, но число пленных возрастает, они всё идут и идут.

Под Кайданом в здании, отведённом для сотен раненых, вспыхнул по их вине пожар. Они по неосторожности что-то зажгли и поздно спохватились, когда огонь уже вовсю полыхал. Все заживо сгорели. Я пошёл посмотреть... Сил нет описать. Обугленные тела и чудовищный запах произвели кошмарное впечатление. В небольшой комнатёнке тяжелораненые задохнулись от дыма и страха. Пленные немцы выносили их тела и складывали в вырытой во дворе яме. Здесь же стояли прибывшие сегодня милиционеры. Немцы, встав меж ног погибших, волоча вытаскивали их на улицу. Раздавался стук ударяющихся о доски голов. Немцы выполняли эту работу как обычные повседневные обязанности. Одному из них я дал понять, что виновник всего этого – Гитлер. В ответ он лишь глубоко вздохнул.

Кто-то из солдат окликнул меня, показывая на один из трупов. Я не понимал, что он хочет сказать. Высвободив руку погибшего из-под его тела, он показал на золотой перстень и дал понять, что палец можно отрубить, снять перстень и отдать мне. Да ещё подобострастно улыбался. Я плюнул, произнеся по-русски: «Негодяй!» – и удалился. Этот пример бесчеловечности оставил тягостное впечатление. Какими бы добродетельными ни были поступки немца впоследствии, этот эпизод сведёт всё на нет. Как же низко надо пасть, чтобы позволить себе такое!

Никогда не забуду, какими жадными взглядами они смотрели на золотой перстень своего соотечественника...

Сегодня я присутствовал на допросе пятерых пленных. Это были довольно симпатичные интеллигентные молодые люди. Меня поразило их невежество. Они плохо знали родную литературу. Не имели понятия даже о кумире фашистов – Ницше. Они откровенно выражали своё разочарование, за исключением одного из них – сына директора крупного металлургического объединения. Он добровольцем ушёл на фронт, звание – обер-лейтенант, командир батареи. На мой вопрос, убедился ли он сейчас, что безумные планы Гитлера нереальны и что он проиграет войну, тот с лёгкой ироничной улыбкой ответил:

– Победа будет за нами, но в данный момент я не в курсе происходящих событий и ничего определённого сказать не могу.

Обер-лейтенант лишь добавил, что никогда не верил в их пропаганду о том, что в России всех пленных убивают.

– Близким мне людям я всегда говорил, что это неправда, – ведь они тоже люди, как же они могут уничтожить пленных, которые не представляют для них никакой опасности?

Я сказал:

– Не было бы несправедливым, если бы мы поступили так с вами, вы этого достойны, однако ненависть не ослепляет нас и мы, да, не забываем, что мы – люди...

Выслушав переводчика, немецкий офицер неопределённо покачал головой – то ли хотел возразить, то ли соглашался.

Рыжий офицер произнёс:

– Ничего не могу сказать о Германии, потому что я в плену, и вы мои слова расцените как желание спасти свою жизнь.

Но тем не менее он добавил, что после окончания войны не собирается жить в Германии. Жена у него аргентинка, туда он и поедет – по-человечески, честно и мирно жить и трудиться. Гордо заявил, что со стороны деда он француз. Он остаётся служить, его должны были взять на работу.

31.01.43

...Было около пяти часов, когда я отправился в политотдел, где уже все собрались. Терентьев сказал:

– Тебя весь день не было, Рачик, а тут такое творится... Говорят, генерал-фельдмаршал Паулюс покончил жизнь самоубийством, сукин сын... Вся группировка капитулировала, десятки тысяч немцев сдаются в плен, они всё прибывают, видел?..

Пленных мне довелось видеть много. Мне кажется, что Информбюро сообщает о меньшем количестве и пленных, и убитых, и о трофеях. А самоубийство Паулюса – это скандал для Гитлера.

Вошедший боец доложил, что к нам доставлен генерал со своим штабом. Он сейчас в землянке у командующего дивизией. Я решил присутствовать во время их допроса.

За столом сидел пожилой немецкий генерал в погонах, напротив – полковник, начальник штаба, рядом с ним – подполковник, командир зенитной дивизии. Держатся достойно, ведут себя вежливо, лаконично отвечают на вопросы Русова. Переводчик генерала, по национальности немец, великолепно владеет русским. Он отпетый негодяй, бесстыжий пёс, несомненно, русский белогвардеец, сменивший фамилию.