Литературная Газета, 6508 (№ 18/2015)

Почему лучше бы это? Да потому хотя бы, что Лермонтов стишок «Прощай…» не писал. Уже четверть века как установлен сей отрадный факт. Это должен бы знать народный артист России, хоть и медведевской эпохи.

Но ещё очень меня озадачило помянутое открытие, что патриотизм есть любовь к соседу по лестничной клетке… Дело в том, что я лично люблю не всех соседей поголовно. Одного соседа я совсем не люблю, как и он меня. Ну в самом деле, какая там любовь, если у нашей двери висит советский герб, а у него, русского человека, полощется флажок заморской державы! Мы даже не здороваемся. И что ж из этого следует, что я антипатриот?...

Я, говорит Лунгин, ценю патриотизм, за который бьют палками. Кто бьёт? За что именно? За такой патриотизм, в котором клялись генералы Краснов, Власов, Семёнов, их не били палками, а просто повесили. Или, принимая во внимание сложность проблемы патриотизма, надо было побить и опять отпустить под честное генеральское слово, как Краснова в 1918 году?

За патриотизм, слышим мы, его глашатаи получают дивиденды. Интересно. Это кто же? Можно вспомнить много примеров и в жизни, и в литературе совершенно обратного характера. Какие дивиденды получила за свой патриотизм Жанна д"Арк? Сожжение на костре. А через много-много лет – глумливую поэму Вольтера, которую стыдно читать… А гоголевский Остап?

17 апреля

«Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мёртвой толпы отдалённых зрителей… Тарас стоял в толпе потупив голову и только говорил: «Добре, сынку, добре!». Вот эти три отцовских слова и есть дивиденд страдальца за патриотизм.

«Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам, казалось, будто стала подаваться его сила. «О! – повёл он очами вокруг себя, – Боже, всё неведомые, всё чужие лица!» И мне подумалось тут, что мог Остап увидеть в толпе лица и Лунгина, и Гозмана...

«Он не хотел бы услышать рыданий и сокрушений слабой матери или безумных воплей супруги, хотел бы он увидеть теперь твёрдого мужа, который разумным словом освежил бы его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в немощи:

– Батько! Где ты? Слышишь ли ты меня?

– Слышу! – раздалось среди всеобщей тишины, и весь мильон народа в одно мгновение вздрогнул». Вот это отцовское «Слышу!» – ещё один, последний дивиденд Остапа. Больше их не было.

Поэт Павел Коган ещё до войны писал:

Пускай я покажусь им узким

И их всесветность оскорблю, –

Я патриот! Я воздух русский,

Я землю русскую люблю…

И какие же дивиденды получил он? Когда началась война, молодой поэт доказал, что патриотизм был для него не пустым словом: он пошёл на фронт и погиб в боях за тот самый русский воздух, за то самое русское небо, а может, и за соседа, которого не любил. Что вы, Лунгин, сказали бы Павлу Когану с вашей всесветностью?

А вот за антипатриотизм его певцы ныне действительно получают дивиденды не только в виде гонораров, но и самых высоких трибун для своих песнопений. Возьмите хотя бы таких трубадуров антипатриотизма, как Радзинский, Сванидзе, Млечин… Клевеща на всё советское, глумясь над всем русским, они получают огромные тиражи для своих малограмотных лживых книг, самые популярные каналы телевидения, самое выигрышное время для передач. Они коллективно и написали «Прощай, немытая Россия…».

20 апреля

В газетах много публикаций о войне. Порой встречается такое… В журнале «Военная история» прочитал: «Малоизвестный факт: оказывается, о нападении Германии объявил по радио не Левитан, а нарком иностранных дел В.М. Молотов». Это ж что надо иметь в голове, чтобы думать, что о войне объявил диктор, как о футбольном матче, что ли…

Но зато здесь же прочитал замечательные слова, сказанные Людмилой Павличенко в 1942 году в Америке. Это было в дни Сталинграда, когда мы так ждали открытия обещанного нам второго фронта. «Господа! Мне двадцать пять лет. Я истребила 309 фашистов, наших общих врагов. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?»

23 апреля

В детском саду у внуков сегодня была торжественная мистерия, посвящённая юбилею Победы. Мы с Таней пошли, конечно. Я прицепил колодочку медалей. Как же, такой случай! И, ах, как всё было отрадно! Эти крохи, ещё плохо поддающиеся дрессировке, всё-таки читали стихи, пели песни, плясали «Яблочко»... А я помню ещё и время, когда напевали:

Эх, яблочко, сбоку зелено –

Мы не верим никому, кроме Ленина!

И Машенька наша, и Ванечка старались изо всех силёшек. Тут были и «Жди меня» Симонова, и «Журавли» Гамзатова, и «Синий платочек» Клавдии Шульженко. Всё родное, незабываемое…

Мне пришлось сказать краткую речь.