Литературная Газета, 6509 (№ 19-20/2015)

Шолохов сделал это в связи с выходом в Париже в 1974 г. книги И.Н. Медведевой-Томашевской «Стремя «Тихого Дона» (Загадки романа)» с предисловием А.И. Солженицына «Невырванная тайна», где высказывались сомнения относительно авторства «Тихого Дона». В ответ Константин Симонов опубликовал в немецком журнале «Шпигель» (1974, № 49) беседу под названием «Такую книгу нельзя украсть», в которой убедительно доказывал безосновательность всяких сомнений.

Шолохов решил дать свой ответ на книгу «Стремя «Тихого Дона». 28–29 ноября 1974 г. он пригласил к себе в Вёшенскую ростовского шолоховеда К. Прийму и корреспондента «Комсомольской правды» И. Жукова. В течение двух дней подробно рассказывал, как работал над романом. На этой встрече была впервые представлена фотокопия того самого письма Шолохова к Харлампию Ермакову от 6 апреля 1926 г., оригинал которого хранился в Ростовском КГБ. Шолохов рассказал о Харлампии Ермакове как главном прототипе Григория Мелехова. В ходе беседы К. Прийма спросил, когда писатель познакомился с Ермаковым. Шолохов ответил, что давно: «Он был дружен ещё с моими родителями. А в Каргинской, когда мы там жили, <бывал> ежемесячно того числа, когда был большой базар. С весны 1923 года Ермаков после демобилизации часто бывал у моих родителей в гостях. Позже приезжал и ко мне в Вёшки. В молодости, когда он имел верхового коня, никогда Ермаков не въезжал во двор, а всегда верхом сигал через ворота. Такой уж у него был нрав-характер…»

Верхового коня «в молодости» Ермаков имел только тогда, когда был комдивом в армии повстанцев. И нет сомнения, что столь необычные его визиты к родителям Шолохова случались в пору восстания. Их встречи продолжались в те месяцы, когда Ермаков в 1923 г., демобилизовавшись из Красной армии, жил на соседнем хуторе Базки.

На вопрос, почему главным прототипом Мелехова стал Ермаков, Шолохов ответил: «Ермаков более подходит к моему замыслу, каким должен быть Григорий. Его предки – бабка-турчанка, – четыре Георгиевских креста за храбрость, служба в Красной гвардии, участие в восстании, затем сдача красным в плен и поход на польский фронт – всё это меня очень увлекло в судьбе Ермакова. Труден у него был выбор пути в жизни, очень труден. Ермаков открыл мне многое о боях с немцами, чего из литературы я не знал... Так вот, переживания Григория после убийства им первого австрийца – это шло от рассказов Ермакова <…>

Семён Михайлович Будённый говорил мне, что видел Харлампия Ермакова в конных атаках на врангелевском фронте и что не случайно Ермаков был назначен начальником кавшколы в Майкопе…»

К. Прийма писал, что «29 ноября 1974 года Шолохов впервые открывает нам, что события именно Вёшенского восстания 1919 года поставлены в центр эпопеи».

К сожалению, эта беседа так и не была опубликована в 1974 г. ни в «Комсомольской правде», ни в «Литературной газете». М.А. Суслов не хотел допускать в советской прессе дискуссий на тему Вёшенского восстания. Беседа увидела свет только много лет спустя, в 1981 г., в сборнике статей К. Приймы «С веком наравне». В беседе с норвежским учёным Г. Хьетсо, руководителем проекта по математическим исследованиям языка «Тихого Дона», Шолохов углубил свой взгляд на Ермакова: «Ермаков был привлекателен и своими думами, как мы здесь говорим, глубоко мыслил… К тому же он умел всё одухотворённо рассказать, передать в лицах, в ярком диалоге. Поверьте, он знал о событиях Вёшенского восстания больше, чем в то время наши историки, больше, чем я мог прочесть в книгах и материалах, которыми пользовался». (Запись беседы Г. Хьетсо с М.А. Шолоховым, К. Приймой. См.: К. Прийма. Встречи в Вёшенской. Дон, 1981, № 5, с. 136–138.)

«Великое творение русского духа»

Миросозерцание людей типа Харлампия Ермакова, их народный взгляд на революцию и легли в основу романа. «Тихий Дон» – уникальный подлинный народный эпос, объединяющий в себе как героические, так и трагические начала жизни страны и народа на самом крутом переломе нашей истории. Сравните первую и четвёртую книги романа. Такого уровня трагизма не встретишь в русской литературе.

Четвёртый том эпопеи – это полностью порушенная жизнь людей, та самая жизнь, которая в первом томе бурлила полной чашей.

«Удивительно, как изменилась жизнь в семье Мелеховых!.. Была крепкая спаянная семья, а с весны всё переменилось… Семья распадалась на глазах у Пантелея Прокофьевича. Они со старухой оставались вдвоём. Неожиданно и быстро были нарушены родственные связи, утрачена теплота взаимоотношений, в разговоре всё ещё проскальзывали нотки разрушительности и отчуждения. За общий стол садились не так, как прежде, – единой и дружной семьёй, а как случайно собравшиеся люди.

Война была всему этому причиной…» (Шолохов М.А, собр. соч. в 8 томах, ГИХЛ, т. 5, с. 123.)