Литературная Газета, 6510 (№ 21/2015)

Не награды ради, но...

В 2009 году в статье "Назовите его имя" «ЛГ» рассказала о подвиге лётчика Александра Мамкина. В подбитом пылавшем самолёте он доставил из оккупированной зоны на Большую землю детей-сирот. Александр Мамкин погиб, но живут на земле около 80 потомков спасённых им сирот. Этот подвиг русского лётчика заставила вспомнить жуткая история немецкого пилота Андреаса Лубица, который, решив свести счёты с жизнью, хладнокровно, «по-арийски», унёс с собой 150 душ. Какая гигантская разница в понимании предназначения человека, в осознании Божьего завета - погибнуть за други своя! Но общенародно известным примером сверхмужества подвиг Александра Мамкина не стал. Будто герой без «звёздочки» и не герой вовсе. И захотелось вернуться к той истории. Тем более что исправно отмечаемый 1 июня Международный день защиты детей в нашей стране не осенён никаким подвигом. А он – есть.

В истории Великой Отечественной войны, наполненной самопожертвенными подвигами, есть один, поражающий феноменом мужества в противостоянии огню – в воздухе, в кабине подбитого горящего самолёта Р-5. По инструкции для таких самолётов пилот имел право в случае угрозы своей жизни выброситься с парашютом. В прошлом году в Ленинградской области поисковики подняли такой самолёт с останками пассажиров, как удалось выяснить – разведчиков, а вот кабина пилота оказалась пустой[?]

Гвардии лейтенант Александр Мамкин, лётчик 105-го гв. авиаполка ГВФ, в ночь с 10 на 11 апреля 1944 г. вывозил уже седьмым рейсом из глубокого тыла врага ребят-сирот Полоцкого детского дома, спасённых партизанами от участи доноров для раненых фашистов. Над линией фронта самолёт был обстрелян, кабина лётчика запылала. Из пассажирской кабины раздавался детский плач. Лётчик горел заживо, но продолжал под этот плач вести машину к своим, сумел посадить на лёд озера близ г. Велиж. Примчавшиеся навстречу огненному факелу в ночном небе медики полка не смогли объяснить, как мог человек в горящем комбинезоне вести машину, как мог в оплавленных очках-консервах и в чаду, заволокшем кабину, совершить посадку и перевалить полусгоревшее тело через борт, шагнуть… но обгоревшие ноги в меховых унтах надломились. Самый взрослый мальчик из детишек Володя Шишков открыл дверцу кабины. Вместе с воспитательницей Валентиной Латко вынес испуганных малышей и двух тяжелораненых партизан.

Друзья Саши Мамкина, и среди них мой отец, командир партизанской эскадрильи Жуков Николай Иванович, все послевоенные встречи начинали, не чокаясь, тостом «За Сашу!» А его незаурядный подвиг объясняли не только тем, что был он мастером ночных и слепых полётов, но и тем, что Саша хлебнул лиха безотцовщины с двух лет и его жалость к обездоленным детям оказалась сильнее боли ожогов. Похоронен был герой в деревне Маклок, в 1960-х гг. перезахоронен в городе Велиже, в братской могиле мемориала «Лидова гора».

По странной случайности, а, может, и неслучайно в день последнего седьмого рейса Саши на партизанский аэродром прилетели московские кинооператоры, успели снять кадры, когда рослый лётчик с доброй улыбкой усаживал истощённых, худо одетых в самодельные одежды и обувь малышей в самолёт. Наше ТВ и посегодня довольно часто демонстрирует их, не называя имени лётчика. Но в фильме начала 60-х годов белорусских документалистов «Дорога без привала» имя его прозвучало.