Литературная Газета, 6512 (№ 23/2015)

Всем известно, история мировой литературы рассматривается по классификации европейской гуманитарной мысли. Данная теория подгоняет другие национальные литературы под схему развития европейской словесности. Точка отсчёта языка и письма, атмосферы и стиля художественных произведений начинается с древнегреческой культуры и утверждается от классических эпох до современной философии постмодерна. Хотя даже литература малых народов отклоняется от обозначенного европейского вектора, имеет собственную биографию зарождения и расцвета, и, свободные от указанных направлений, представленная неподцензурная литература, возможно, не будет соответствовать общепринятой утверждённой форме официальной градации и канонических жанров, проходящих сквозь эпохи и цивилизации. Но в глобальном масштабе всё-таки можно найти общие законы развития и создать единую картину восприятия всемирной литературы. В таком ключе следует разбить этапы и смены парадигм по нижеприведённой сжатой схеме.

Речь идёт об условной треугольной классификации поэзии и прозы по форме и манере письма. Первый период обозначен по известной формуле и называется эпоха классики. За ним следует время беспокойного, мятущегося и ищущего модерна, представленную картину истории текста завершает полистилистика философии постмодерна.

Классический период казахской литературы начинается с древнейших эпох и переходит в модернизм в 60-х годах XX века. Устная речь господствовала в казахской цивилизации долгие века, менялись эпохи, совершенствовалось и оттачивалось слово, но литература оставалась привилегией оракулов и кочевников воинов-поэтов тюрков. Казахская духовность, не говоря о тюркской культуре, начинается и основывается на философии и метафизике Коркыт-Ата. В конце концов поиск Земли обетованной - это и есть вечный путь человечества в поисках подлинной духовности.

В буквальном смысле литература есть буква (Альмира Наурызбаева). Поиск формы рождает обозначенный стиль, а он, в свою очередь, создаёт атмосферу, которая является конечной и главной целью любого произведения, а также формой, как нам кажется, непреходящего воспоминания.

Всякое искусство есть форма существования прошлого и ностальгия по ушедшему или уходящему времени и событию. "Путь Абая" Мухтара Ауэзова зафиксировало номадизм в тот период, когда эстетически сложный кочевой образ жизни с наступлением атеизма и тотальной оседлой цивилизации уходил в высокое небо или в небытие.

Традиция письма и культура текста начинаются с Абая Кунанбайулы. Он был первым казахом, кто писал свои стихи, а не сочинял их в устной форме. Стал основателем и прародителем казахской письменной речи и литературы. Мухтар Ауэзов привнёс в казахскую литературу культуру речи великого Абая.

В течение семи веков в тюрко-кипчакской степи звучала мужественная поэзия воинов-кочевников, именуемых сказителями-жырау. Стихи жырау вдохновляли воинов на подвиги и героизм, воспевали храбрость степняков, бесконечно преданных своему народу и Родине. Мужество и справедливость, любовь к человеку и уважение к жизни возвеличивались и превращались в культ в степной жизни.

Коркыт, который, возможно, жил в VI–VII веках нашей эры, постепенно стал отражением тенгрианского миропонимания и мироощущения, спроецировался на последующие важные фигуры древнеказахской литературы, вплоть до второй половины XIX века. Среди культовых жырау были и яркие представители степного знания, они были предтечей экзистенциальной философии жизни. Казтуган жырау был не только поэтом, но и бесстрашным воином, предводителем многочисленных войск; Асан Кайгы представлял собой мудрого акына и бия, разрешающего социально-политические споры.

Но были и те, кто уходил из степных просторов и поселялся в города оседлых народов, принимал их культуру, изучал науку и стал писать трактаты на арабском, греческом и персидском языках. Аль-Фараби, второй учитель Востока, сын кыпчакского народа, олицетворяет собой, что кочевничество – открытая культура, подчёркивает толерантность степного миропонимания, показывает, как номадизм допускает сосуществование разных культур – не только в одной стране, но и в философии одного человека.