Литературная Газета, 6512 (№ 23/2015)

Пару столетий назад человек проживал свою жизнь в блаженном неведении о культурах иных материков человеческой ойкумены.

Примерно три-четыре последних поколения сталкиваются с этой плодотворной и жестокой реальностью - реальностью прикосновения и отталкивания культур не только в ограниченных масштабах власти и художественной элиты, но и в обычных рамках повседневности миллионов и миллиардов людей. Поэтому диалог культур с высоты Аль Газали или Эразма спускается на равнины обыденности.

Есть одна особенность такого диалога, точно подмеченная на одном из съездов мировых и традиционных религий Президентом Казахстана Н.А. Назарбаевым.

Он сказал: "Желание одной культурной традиции навязывать свои ценности другим культурам никогда не приведут к взаимопониманию. Напротив, жёсткая культурная экспансия вызывает не менее жёсткое сопротивление. Только уважение к историческим традициям других народов, справедливость и искренность в отношениях цивилизаций, религий и народов способны создать мир согласия и духовности".

Бесстрашие писателя, который в силу индивидуальности своего труда, один на один не просто встречается с экзистенциальными глубинами мира, но ещё и описывает их, всегда поразительно по сути своей. И сталкиваясь с миром сегодняшним, миром разорванной причинности, писатель так же как во времена Гомера, гол и беззащитен перед хаосом реальности. Но эта постоянная предельность человека и беспредельность чистого листа белой бумаги и создаёт то напряжение, что именуется литературой, тем колоссальным младенцем, который качается в колыбели между бездной прошлого и бездной будущего. Эта аллюзия из раннего набоковского намекает на многое.

У нас несколько практических тем, но я не хотел бы сводить их к сугубому утилитаризму, а скорее привязать кусочек высокого неба к нашим сегодняшним очевидностям.

Потихоньку тает плеяда блестящих переводчиков. И нам стоит подумать не о глобальных проектах, а скорее о малых практических шагах. Мы сегодня обогащены знанием мира не в пример прошлым десятилетиям, но есть рецепты не устаревающие. В поездках в Китай я всегда брал с собой двухтомник академика Алексеева и начитывался в Поднебесной его строками о китайской литературе. Почти 90 лет назад Алексеев писал о трудностях перевода в трёх измерениях:

А. просто невежество;

Б. улучшение и украшательство;

В. принципиальная сложность.

Почти непреодолимая трудность для перевода китайской классики – когда за плечами поэта или писателя стоит четырёхтысячелетняя традиция, принципиально закрытая для иностранца. Возникает соблазн примитивизации – перенасыщенный по литературным ассоциациям и реминисценциям текст превращается в банальный внешне перефраз вечных тем. Между тем его простота и банальность – это банальность космической ракеты.

Признаемся открыто, что и значительная часть наших переводов весьма подвержена этой болезни. В частности, в переводах казахская поэзия XX века часто превращается в примитивные экзерсисы на уровне провинциального любителя-графомана.

Эта общая банализация переводов – проблема, которую можно преодолеть по двум причинам. В отличие от китайской литературной традиции культурный контекст намного ближе. Во-вторых, расширение спектра и литературного, и лингвистического, и культурологического, и этносоциального анализа позволяет тоньше и глубже понять сокровенный, дознаковый смысл возникшей поэтической эмоции. Думаю, что важнее всего качество, а не количество переводов. Полагаю, что это проблема решаемая. Ведь блестящие переводы европейской литературы дают пример. И не всегда для перевода Рильке самому нужно быть Пастернаком.

В своё время структуралист Кнорозов остроумно заметил, что между отправителем текста (в нашем случае писателем) и получателем (в нашем случае читателем) есть фигура перехватчика (в нашем случае литературного критика). Роль литературной критики в разные эпохи менялась, и присутствующим здесь подлинным мэтрам это хорошо известно. Нам сложно браться за решение глобальных задач, но дискуссия о проблемах литературной критики могла бы закончиться некими прагматическими выводами. По крайней мере я на это надеюсь и кое-какие соображения по этому поводу есть.

Когда-то основатель тартусской семиотической школы, давно ставшей фактом истории, а не живой науки, сказал фразу по сложности смыслов просто гениальную: «Факты выплывают из семиотического пространства и уплывают с изменением культурного кода эпохи». Эпоха с её культурными кодами исчезла в сумраке ночном. Новые коды и ветры требуют расшифровки, требуют изменения оптики. Потому и форматы литературного диалога очевидно должны меняться. Серьёзный казахстанско-российский литературный альманах мог бы заложить фундамент не только для литературного, но и для культурологического диалога в целом. Через полгода после встречи мы держим в руках первый такой альманах. Также в этом году откроем ежеквартальное приложение о современной казахской литературе на страницах «Литературной газеты».