Литературная Газета, 6516 (№ 28/2015)

Да, давно нам пора узнать, что и Пушкин в "Полтаве", и Лермонтов в "Бородине", и Блок в цикле "На поле Куликовом", и Ахматова в "Мужестве" тем именно и занимались, что извлекали наслаждение из гнусностей.

Обо всём этом, может, и не стоило писать, если бы мы тут столкнулись с извивом ума оригинального одиночки. Но я боюсь, что Дмитрий Быков поддался более общей тенденции, "страсти к разрывам", которая всё более овладевает либеральным сектором нашего общества.

Здесь, несомненно, есть влияние Украины. Многие российские либералы превратились теперь в "политических украинцев" и все на свете меряют на украинский аршин, который ощутимо короче русского.

Русская всеотзывчивость? Не слыхали о такой. Вместо неё тут господствует узость исторического и культурного горизонта, мелочность обид, воля к проведению разделительных линий: "кто не с нами, тот против нас".

Бродский же не первый полетел за борт; ещё раньше с корабля рукопожатной современности были сброшены и Новелла Матвеева, и Юнна Мориц. Последнюю недавно разоблачил филолог Ян Пробштейн: мол, ещё в 1966 году она как-то неправильно выступала на писательских собраниях, так что её последующее "моральное падение" (протест против бомбёжки Белграда американцами) было предрешено.

Воля "политических украинцев" к идейной полицейщине доходит до курьёза. Я по простоте душевной думал, что поэт Игорь Иртеньев и его супруга Алла Боссарт, тоже поэтесса, - образцы рукопожатности, ничем не отличающиеся от других известных образцов, один к одному, как луховицкие огурчики.

Но есть, оказывается, нюансы: недавно поэт Александр Самарцев, эмигрировавший в Киев, подверг сию чету остракизму (т.е. забанил в социальной сети Facebook) за имперский синдром. В то же время поэт Алексей Цветков, фанатичный сторонник украинского национализма, послал чёрную метку поэту Виктору Куллэ - умеренному либералу и, кстати, большому специалисту по Бродскому.

Словом, на палубе корабля, проходящего экватор года, творится такая пиратская махаловка, что Нептуну впору было бы не новичков обливать, а забираться с ногами на фальшборт, как арбитру в канадском хоккее.

Что ж, если либеральное течение стало разделяющей силой в нашей культуре, то патриоты просто обречены на объединяющую миссию. Не искать врагов. Не вычислять ненадёжные элементы. Прощать творцам слабости и брать у них лучшее.

Тем более что доброе слово уже показало себя эффективным оружием: Бродского-то отбили, Бродский наш! Надо развивать наступление. Не замахнуться ли теперь[?] да хоть на того же Окуджаву? Говорят, некоторые его песни популярны у донбасских ополченцев. Разве это не повод сбросить его с либерального корабля?

А мы подберём, мы всех подберём.

Теги: литературный процесс

Много шума. И ничего

Тексты, вошедшие в шорт-лист главной российской литературной премии, заслуживают звания "Большой книги" по одной причине: и впрямь велики - от 384 до 1696 страниц. Что до остального, то тут всё по Шекспиру: слова, слова, слова. И не более того. Итог опять-таки шекспировский: много шума из ничего[?]

НУ, ВОЛК, ПОГОДИ!

А. Варламов. Мысленный волк. - М.: АСТ, 2014.

В "Мысленном волке" расстояния измеряют километрами, даром что 1914 год на дворе. А водку в трактирах подают лафитниками - смех и грех. Компенсацией придирчивому читателю служит обширная портретная галерея героев Серебряного века. Критики азартно разгадывают биографические и ономастические ребусы: Платонова автор на совесть замаскировал, Пришвина - похуже, а зачем Ницше Нитщем обозвал?.. Скверный симптом, между прочим: стало быть, толковать больше не о чем.

Всё идейное содержание пухлого варламовского тома А.Н. Толстой уложил в полторы страницы пролога к "Сёстрам". И это было вполне по-пушкински: точность и краткость суть первые достоинства прозы. Однако с точной и краткой прозой к нынешним издателям являться не рекомендуется, будь ты хоть Маркес Булгакович Бунин. Потому "Мысленный волк" - тщательно размазанная на полтыщи страниц метафора Иоанна Златоуста: "От мысленнаго волка звероуловлен буду". Итогом стал роман нравоучительный и чинный, отменно длинный, длинный, длинный, - на две трети заполненный клейстером вязкой риторики: