Литературная Газета 6517 ( № 28 2015)

Секретарь СЖ России, председатель Союза журналистов Ставрополья Василий Балдицын рассказал, что союз принял решение основать краевую школу документального кино. Связь журналистики и кинодокументалистики очевидна. Под руководством известных режиссёров, сценаристов, операторов начинающие кинематографисты получат первые навыки работы в этом виде искусства, сделают свои дебютные ленты.

Будни форума для литераторов складывались из конференций, творческих встреч писателей с читателями, в том числе и с юными, общения мастеров с начинающими литераторами, из семинара литературного мастерства для литераторов и студентов (причём не только филологов) Северо-Кавказского федерального университета и презентаций "толстых" журналов и книг как приезжих, так и местных авторов. Потом ветви "Белой акации" распростёрлись над Кисловодском.

"Белая акация" позволила читателям увидеть авторов. Это очень способствует тому, чтобы услышать и понять друг друга. Многих она подтолкнула к тому, чтобы попробовать свои силы в документальном кино.

Геннадий ХАЗАНОВ,киновед

Теги: искусство , кинематограф , живопись , литература

Территория моей любви

Большая семья

Отец

Было такое понятие в XIX веке - человек с правилами. Это означало: до сих пор иду, а уж дальше - увольте. Можно во всеуслышание сказать: "Не пойду дальше", - и быть за это расстрелянным. А можно молча не пойти дальше и - остаться в живых... То есть можно добровольно встать на эшафот - такие люди у меня вызывают восхищение. И в то же время я не могу осуждать тех, кто сохранил себе жизнь, не декларируя свою точку зрения, но и не совершая зла. К таким людям принадлежал мой отец.

Это, кстати говоря, облегчает мою внутреннюю жизнь. То есть я избавлен от необходимости, насилуя себя, за что-либо его прощать. А прощать в любом случае я был бы вынужден. Ибо это было бы, конечно, правильно.

Мне посчастливилось унаследовать у отца его быструю реакцию на все проявления жизни. У нас один стиль юмора. Он хохотал, когда я что-то рассказывал, а я умирал со смеха, слушая его. Ещё похожи мы тем, что при природной лени, при страшном нежелании включаться в чужую жизнь всегда заставляешь себя встать на место человека, у которого проблема, идёшь и пытаешься помочь.

Со стороны могло казаться, что быть сыном Сергея Михалкова - молочные реки и кисельные берега. Но это приносило не одну лишь радость, но и огромные проблемы - те люди, которые не любили моего отца, но не могли до него дотянуться и сделать ему что-то дурное, вымещали свою "нелюбовь" на его детях.

В этом смысле мы с братом нахлебались... Но затем мы с отцом почти поменялись ролями. Если в детстве, отрочестве, юности мне доставалось из-за чьей-то ненависти к отцу, то затем уже ему стало доставаться из-за ненависти ко мне. Но весь этот надоедный шум, звон комариный его ничуть не волновал...

Были у меня в более зрелом возрасте и трудные разговоры с ним, и серьёзные споры.

В какие-то моменты помню отца неожиданно очень жёстким по отношению ко мне. Однажды мы ехали в машине на дачу. Шёл чемпионат мира по футболу, и я торопился к телевизору. И вдруг заспорили о том о сём. Я говорю: "Да ладно тебе, "...а у Тома, а у Тома ребятишки плачут дома". Пишешь всякую ерунду..." Он остановил машину и сказал: "Между прочим, то, что я пишу, кормит тебя, твоего брата и всю семью. Выйди из машины". И, глазом не моргнув, высадил меня и уехал. Я остался посреди дороги и пешком добирался, наверное, километров двенадцать. И, честно говоря, многое понял. Причём не испугался, что чего-то недополучу или меня накажут. Просто подумал, что это ведь чистая правда: какая тут может быть "вольная критика", если питаешься с руки того, кого ты осуждаешь? Или уходи из дома, или принимай всё как есть.

Отец никогда не давил на нас. И я должен сказать, что только теперь, вспоминая его, понимаю, что такое настоящий аристократ. Его невозмутимость, даже безропотность в приятии всевозможных проблем - принцип, по которому он жил сам и учил жить нас: "От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся". Приятие им всего, что происходит, как данности, и неучастие в том, в чём он не желает принимать участия, и та лёгкость и свобода, с которыми он говорил и делал то, что думает, даже сейчас изумляют и восхищают.

Никакого участия в выборе моей профессии отец не принимал... Он всегда держал ту дистанцию, которая позволяла нам с братом быть самостоятельными, и вмешивался только тогда, когда понимал, что это необходимо.

Он даже не знал, в какой именно из дней 1972-го меня забрали в армию и куда я попал (так что все сплетни о том, будто он пытался отмазать меня, звонил министру обороны, лишены малейшего основания). Только получив первое письмо, которое мне разрешили после принятия присяги написать, он с удивлением узнал, что я нахожусь на Тихом океане, на Камчатке.