Литературная Газета 6522 ( № 34 2015)

— …грех-то какой! Работать пойдешь, опомнись! Ведь без малого 30 годов-то маешься! Помру одна, что тогда скажешь? Как тогда Богу-то в глаза посмотришь? Никто уж и не чает тебя увидеть-то. Кто? Да, что ты, Бог с тобой, он уж помер давно. Я ж тебе писала! Два года тому, как помер. Ты-то тогда еще на поселении в Няндоме был, вот тогда-то он и помер. Сколько? И не думай даже! Домой вернешься, я тебя устрою, всё как у людей справлю, как все жить будешь! Кто? Да что ты, что ты! Спился! Да так, что никого и не узнает. В прошлом годе, зимой, Наталья к нему приезжала, да так ни с чем и уехала. Как? Да какое там! Знать – не знают и помнить – не помнят. Ты-то? к своим-то? поедешь? после-то? Да разве ж так можно, ведь почитай годков десять как Егора-то не видал, он тебя только по карточке и знает! И чего страшного-то? Вот беда-то, сына родного страшно увидать, а Богу в глаза-то потом не страшно глядеть будет? А? Кому? А я почем знаю, меня в курс не ставят. Был у ей какой-то там, да, говорят, сплыл…

— … а я ей так и сказала, что она, типа, нет никто и звать никак и чтоб пасть свою заткнула, и что любишь ты только меня! Ей и ребята то же самое сказали, но она все равно притащилась туда. И клянчить стала. Но он ей сразу тоже сказал: ты, мол, типа нет никто и звать никак, и разрешение те не светит. Я сама за дверью слышала. Прикинь, мы с ней в коридоре увидались, она как раз от него выходила. Зареванная вся. Дура! На что надеялась? Я ей кое-что показала… Что? Да ничего! Нос платком зажала и удрала. Куда? Сам ты пошел! Щас уйду! Хочешь, уйду? Ах ты дрянь! Нет, я ведь развернусь и уйду! А передачи тебе эта «б» будет носить, да? Сдохнешь с ней – у неё их даже не примут! Потому что она нет никто и звать никак! Что? Когда? Врёт она всё! Врёт! Сам пошел! Щас уйду! Ну, Мышонок, ну не гони меня, я люблю тебя, мне только ты один нужен, я одна-одинешенька, тебя жду и годы прождать могу, изменять тебе не буду, всё тебе прощу. Что? А я все равно прощу и забуду! Что? Нет, не знаю. Откуда я могу знать. Мышонок мой, сладенький…

* * *

В небольшую комнату с двумя закрашенными грязно-зеленой краской окнами набилось человек пятьдесят, и еще человек сто стояло на улице на тридцатиградусном морозе. Везунчики, пришедшие раньше других (некоторые из них заняли очередь еще с вечера), теперь отогревались в душном помещении.

Никого ничто не смущало. Кто-то с ногами забрался на широкий подоконник и там дремал. Кто-то на большом круглом столе раскладывал продукты, сортировал их, взвешивал, вписывал что-то во влажную от потных рук бумажку. Кто-то просто стоял, прислонившись к стене, и отрешенно смотрел в никуда. Советский Союз приказал долго жить, а стены с синей полосой и здесь всё еще напоминали о прошлом.

Пожилая грузная женщина выкладывала один за другим кульки со съестным на старые весы. Мальчик лет пяти, с не по-детски серьезным выражением лица подавал ей эти кульки из большой, казалось, бездонной сумки. Весы стояли на полу, и поэтому каждый раз, чтобы положить на них кулёк, женщине приходилось нагибаться: сквозь прозрачные капроновые чулки было видно, как набухали вены на её толстых, натруженных ногах. Положив кулек на весы и опершись одной рукой о колено, в таком полусогнутом состоянии, другой рукой она двигала гирьки по длинной железной линейке, выставляя нужный вес. Затем снова цепляла кулек, складывала его в старый, пронумерованный синей краской мешок, и, приподнявшись, записывала вес продукта в зеленую бумажку. Каждый раз после такого упражнения она с облегченным вздохом разгибала спину. Мальчик и женщина работали слаженно. Добравшись до очередного кулька, он спросил:

— Бабушка, а зачем папе столько чеснока? Он что заболел? – звонкий детский голос прозвучал как прекрасный инородный мотив среди гула очереди.

— Да, он немного болен, – ответила она, и, ласково взглянув на мальчика, на несколько секунд задумалась о чем-то, но, быстро очнувшись, наклонилась к весам и продолжила работу.

— Бабушка, – не унимался мальчик, – если так много чесноку, значит, он сильно болеет?

— Нет не сильно, просто он поделится чесноком с друзьями.

— А его друзья тоже болеют?

— Да, его друзья тоже… хм… немного приболели.

— Бабушка, но ведь здесь очень много чеснока, значит у него много друзей, которые заболели? – мальчик поднял вверх кулек с чесноком как бы в подтверждение только что сказанных им слов.

Люди, находившиеся поблизости и ставшие свидетелями диалога, с любопытством ожидали ответа бабушки. Но она лишь погладила внука по белым волосам и попросила его подать следующий кулек. Молодая пара, стоявшая неподалеку, предложила женщине помощь, и они втроём: муж, жена и чужой мальчик быстро справились с оставшимися в сумке кульками. Старуха поблагодарила со слезами на глазах: «Христос вам в помощь, родные мои! Спасибо вам».