Литературная Газета, 6526 (№ 38/2015)

Русского бунта в железной руке!

В зубах твоих серых, панельных, спальных

Чёрная лента с портретов близких и дальних

Покойных героев, таких же, как ты, –

униженных городов,

Для которых ты, Севастополь, –

огонь среди льдов.

Севастополь!

Морской некрополь.

В каменных схимах

Ушаков и Нахимов.

Дельфины – смертники,

Несущие фрицам мины.

Стены, облицованные подвигом Кузнецова.

И твои вечные лестницы,

Вечные метрики,

Вечные пилигримы.

Севастополь!

Я увидел здесь женщину-почтальона

С письмом от бойцов из погибшего батальона

На Сапун-горе,

А ещё я увидел здесь женщин в скале-норе,

С пионерским костром

И набором ножей.

Русских бомжей,

Устраивающих себе «бистро»,

Июнь в январе.

Севастополь!

Проданный внуками победивших,

Готовых продать любое,

Душу разбередивший

старомодным детством,

В котором голубое

Было с мужеством по соседству.

Севастополь!

Я иду по Большой Морской,

Заедая херес гамлетовской тоской,

А навстречу мне девочки

с атомными турбинами,

Ещё не успевшие стать секс-рабынями

В Будапеште, на Мальте,

Даже рядом, в Ялте

Уже другая публика,

А ты, Севастополь, ещё республика

Со своим на крови законом,

Где портреты павших равно близки иконам.

Севастополь…

Ветеран-подводник,

Божий Угодник

С глазами юноши

идёт, хромая.

Севастополь…

Здесь всякая ночь – 22 июня,

А каждый день – 9 Мая.

Севастополь…

Экскурсовод-ровесник,

Знающий наизусть имена героев

и военные песни,

Глядящий вперёд даже меня бодрее,

Свесивший из окна флаг святого Андрея.

Севастополь…

Георгиевский монастырь.

Здесь Пушкин завидел

                    через Чёрное море разводные мосты.

Здесь настолько крепко

Русские гнёзда свиты,

Что не видно в кепке

Ни одного джигита.

Севастополь,

Твой свежий ветер

Совсем не политкорректен,

Ты сам выживаешь,

как беспризорные русские дети –

Мальчик Сева и девочек сто Поль…

Севастополь…

Морской Апостол,

Не признающий третьего тоста,

Не делящий мир на живых и мёртвых,

Сторонник свадебных лент пулемётных.

Севастополь…

Парашютные стропы ангелов,

В бескозырках святые с мечами наголо.

Есть Крым, Украина, Россия, Европа,

А есть – Севастополь.

Берег неба в краповой яшме.

Прошлый век, на свинцовом ветру распятый.

Севастополь!

Скоро снова будет 41-й и 45-й.

Я учусь у моря готовиться к рукопашной.

апрель 2011 г.

ГРИН

Слепки слов из небесной глины

Обжигает огонь без дыма.

Ястреб Гуль на плече у Грина.

Ястреб Грин на плече у Крыма.

Море синее, как чернила.

В небе чайки рисуют мелом.

Будто чаек всех осенило

Море Чёрное в свете белом.

Солнце сладкое, как малина,

И у солнца характер птичий.

Ястреб Гуль – это почерк Грина.

А когда он допишет притчу

И последние капли света

Постучатся в его оконце,

Гуль покинет плечо поэта.

Улетит ночевать на солнце.

КРЫМСКОЕ

Лови мои сводки:

Сижу на перевёрнутой лодке.

Море ласковым тигром

Учит играм.

Так,

Волнам в такт,

Дёргали тигров за веки

Древние греки.

Завернувшись в звёздное одеяло.

Про любовь у них мало.

Любовь им откроется после.

По гороскопу я – ослик.

Впереди, чуть правее – Африка.

Млечный Путь – суть звёздного трафика,

И какой-то кораблик с фонариком

Вьётся рядом комариком.

Большая Медведица похожа

на велосипедную раму.

Молоко моря

мычит, вспоминая вселенную маму.

Мне сорок лет.

А я всё ещё

изобретаю велосипед.

В море вглядываясь, как в дорогу.

И – Слава Богу.

Волны скрипят,

Как колёса на стыках...

А ты как?

19.11.2013

Фронтовое счастье

Фронтовое счастьеВыпуск 1

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия

Теги: современная поэзия

Владимир ТЕРЕХОВ,

Симферополь

КЕРЧЬ

Я родился, когда к прибрежным вязам

Спешила осень в синеве морской, –

Стояли дни прозрачно глубоки,

К путине снасть вязали рыбаки.

Теперь, сдаётся: был и я завязан,

Как узелок – для памяти людской.

Я помню Керчь! О, как она горела!

К слепому небу возносился дым.

На лицах улиц, выбеленных мелом,

Чужих сапог кровавые следы.

А самолётный рой над переправой

Мерещится мне ночи напролёт.

И рёв разрывов за скалой корявой

Мне тишину расслышать не даёт.

Но ты жила. Винтовкой и гранатой!

Жила подземной динамитной тьмой.

Вставала вновь и вновь у Митридата

Из груды стен расстрелянных домов.

И, становясь летучею легендой,

(Врагов ещё и до сих пор знобит!),

Бросаясь вброд и вплавь до Эльтигена,

Рвалась Тамань, чтоб Керчь освободить.

Мой добрый дом, он, как солдат убитый,

Лежать остался на передовой.

Но панычами синими обвитый,

Крыльцом на солнце дом стоит другой.

Гляжу туда, где ржаво «щель» зияла, –

И холод глины чувствует щека...

Тот карапуз хохочущий – не я ли?

Лежу себе на рыжем одеяле

И тискаю кудлатого щенка.

* * *

А. Лесину

Степь да соль. И ни души.

Солнце ест глаза.

Остров Русский. Сиваши.

Суши полоса.

Остров Русский. Сиваши.

Топи да вода.

Хоть спеши, хоть не спеши –

Взрыв и – ни следа.

Только чайки. Даль пуста.

Будто настежь дверь.

Остров Русский. Можно стать –

Под ногами твердь.

Остров Русский. Можно лечь,

Выкопать окоп.

И чугунная картечь

Не достанет в лоб.

Остров Русский. Даль болот

На виду страны.

Передышка и оплот

Посреди войны.

Ах, как вёсны хороши!

Но случись беде –

Остров Русский, Сиваши,

Вспомним о тебе.

Первым выйдешь ты на смерть

Средь кровавых сеч –

Победить ли, умереть, –

Переправой лечь.

АДЖИМУШКАЙ