Литературная Газета, 6526 (№ 38/2015)

И пленных сто тысяч – сто тысяч теней!

Как больно! Сейчас ещё больно!

И нет оправданья, что вот, мол, война,

Что, мол, на войне всё бывает…

Сегодня я знаю, чья это вина,

И память моя не прощает.

Мой дед не погиб, он вернулся домой.

Наступила отца очерёдность.

Он тралил фарватеры в стужу и в зной,

Пока не привёл их в пригодность.

С войною столкнулся он после войны,

Командуя тральщиком малым,

Нашивки носил моряка-старшины,

Хоть стать инженером мечтал он.

Да, видно, всех тех поколений судьбу

Не слишком к мечтаньям приложишь:

Пришлось им страну поднимать на горбу

И чувствовать собственной кожей

Биение пульса её на себе,

Своей, а не чьей-нибудь жизни.

Есть что-то великое в этой судьбе –

Быть частью судьбы всей Отчизны.

День Победы

День ПобедыВыпуск 1

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Проза

Беседин Платон

Теги: современная проза

В такую жару лучше всего ехать троллейбусом. Иначе не выжить. Душно, жарко. А в старом троллейбусе – почти благодать, столько щелей, что дует, кажется, отовсюду. Можно высунуть голову в окно и так спастись от майских плюс тридцати.

Сколько же будет в июле? Раскочегарится солнце, приедут туристы, и станет вовсе невмоготу. Туристы почему-то всегда приезжают в Севастополь в июле. Умирать от зноя, купаться в подогретом молоке Чёрного моря, покупать втридорога фрукты. Если и отдыхать в Севастополе, то в мае или в сентябре. Лучше, наверное, в сентябре. Потому что в мае вода ещё не прогрелась. Это мне вчера после водки казалось, что она прогрелась, а сегодня – заложенный нос и опухшее горло.

Но ехать всё равно хорошо. Дребезжа стёклами, скрипя рессорами, матерясь с кондуктором, троллейбус ползёт в горку. Справа – кирпичное двухэтажное здание, увитое плющом. Слева – мой родной университет. К нему ведёт кипарисовая аллея, прозванная студентами «Дорогой жизни» то ли из-за сессий, то ли из-за ветров. Раньше здесь был только ларёк с книгами, а сейчас – гастрономы, бары и палатки с шаурмой.

Выхожу на улице Меньшикова. Фёдор Меньшиков сражался против фашистов и погиб в последние дни второй обороны Севастополя. Его нет в Википедии – там только актёр Олег, князь Александр, писатель Михаил и рэпер Андрей, известный как Лигалайз, – но он есть на кубическом обелиске среди так называемых зелёных насаждений. Возле них сворачиваю на улицу Репина. Иду через дворы, мимо хрущёвки, на первом этаже которой покосившиеся буквы складываются в надпись «Гастроном». Тут и правда был гастроном. Школьниками мы покупали в нём жареные пирожки с рисом и яйцом. Теперь здесь магазин живого пива и разливных вин.

У входа лузгают семечки мужики. Прикидывают, чем опохмелиться. Один – тот, что с деньгами, – рвётся домой. Его держит мужик с Иису­сом Христом на брюхе. Брюхо студенистое, изображение нечёткое. Да и сам мужик весь какой-то расхристанный.

Срочно опохмелиться, но не здесь. Пройти триста метров в кафе «Черноморочка». На двери висит поздравление с Днём Победы, написано от руки красным маркером. За дверью – пустота с запахом рыбы. Барменша атакует сразу, не дав прицениться:

– Вам чего?

– Пива.

– «Рогань» или «Сармат»?

– «Рогань».

– А «Сармата» всё равно нет. – Пенная жижа медленно лезет в стакан. – К пиву бычков не желаете?

– Давайте.

Из-за рыбной вони пью на улице. Сворачиваю голову бычку, расслабляюсь. Ненадолго. Чужая рука – бледно-красная, взопревшая, словно креветка в супермаркете, – на моей руке.

– Брат, дай на опохмел, а...

Рука-креветка принадлежит мужику в синей панаме. Лезу в карман, протягиваю мятые купюры, не успевая рассмотреть номинал. Судя по тому, что мужик спокоен, номинал невелик.

– Спасибо, брат! С праздником! С Днём Победы!

– И вас.

После донецкого пива и черноморских бычков отыскать нужный подъезд – не проблема.

Валерий Абрамович живёт на третьем этаже, квартира номер 24. Поднимаюсь быстро, чтобы не пропитаться миазмами сырости и мочи. На лестничной площадке, между вторым и третьим этажами, валяются шприцы. В пластиковых колбочках – остатки крови. Кровь и на стене, изрисованной свастиками.

Дверь, обитую старым кожзамом, открывает старик, высохший, сгорб­ленный, с коленями в разные стороны. На нём праздничный мундир, увешанный орденами, похожими на леденцы. Из квартиры прёт затхлостью.

– Алексей? – голос у старика тихий, усталый.

– Здравствуйте, Валерий Абрамович, с праздником вас!

– Спасибо, проходите…

Валерий Абрамович семенит вглубь квартиры. Обои на стенах бледно-жёлтые, чахоточные, точно у Раскольникова в комнате-шкафу; углы отвоевала чёрная плесень. Одна из стен занята полками с книгами: классика, философия, коммунизм, но больше всего книг о войне вроде «Небо войны» Покрышкина или «В походах и боях» Батова.

Рассаживаемся.

– Ну, – Валерий Абрамович старается устроиться в кресле поудобнее, – с чем пожаловали?

Повторяю то, что сказал ему в телефонной беседе. Задание главреда – подготовить материал о том, как ветераны встречают День Победы.

– Как встречаю? Сами видите… вот школьники приходили, – показывает на пять красных гвоздик в трёхлитровой банке.

«Надо было купить цветы. Почему не купил?»