Литературная Газета, 6528 (№ 40/2015)

Упс… Совсем забыл: мятущийся режиссёр Лёха, попользовавшись телом и связями нашей героини, получив место в областном драмтеатре, бросил Лизу на сносях. Отставленный муж Коля готов принять беглую супругу в любом количестве без единого упрёка, и другая бы обрадовалась, вернулась, но только не Мельникова! А что же первый секретарь Борисов, задуманный нами как обнадёживающая тень душки Горбачёва? Он, пряча глаза, предлагает неуправляемой Лизе после декретного отпуска стать директором ПТУ. А это как сегодня из президентского пресс­центра перейти на работу в районную газету «Муромский вестник». И то ладно! Не посадили же. Не выбросили из окна, как партийного финансиста Кручину в 1991-­м. Третий, окончательный, вариант сценария назывался «Неуправляемая». В последней сцене Лиза одна­одинёшенька, точнее, с коляской, в которой спит ребёнок, сидит в сквере и наблюдает суету вокруг готового к открытию монумента «Молодость мира», чем, собственно, и увенчались бурные реформы Борисова во вверенном ему городе. Чем закончил пиццеед Горби, мы знаем.

– Здесь будет улыбка Кабирии! – вдохновенно твердил Лёня Эйдлин, уверенный, что теперь-­то Муравьёвой есть что играть. – Мне нужна улыбка сквозь слёзы!

Слёзы ждать себя не заставили.

ПОГРОМ

Теперь, спустя годы, поумнев, я понимаю, чем была для Габриловича работа над тем сценарием. Человек, почти всю жизнь не ссорившийся с начальством (антикосмополитическая реконкиста его лишь задела), автор, создавший немало «партийных» сценариев, на закате решил написать о том, о чём раньше не разрешали, о том, что случается с хорошим, честным человеком, угодившим во власть, которая портит даже королей. Меня он взял в союзники, так как я, сочинив «ЧП районного масштаба», влетел в эту «аппаратную» тему подобно юному кавалеристу, не справившемуся с кобылкой и угодившему ненароком в самую гущу пре­восходящих сил противника.

А страна тем временем закипала. Перестройка напоминала весенний косметический ремонт квартиры с неизбежной перестановкой мебели. «Ах, посмотрите, сколько грязи скопилось за старым буфетом!» – «Ерунда! Вы ещё не видели, что делается в туалете!» Кто ж тогда знал, что дело закончится выбрасыванием из окон вполне приличной мебели и ломкой несущих стен, отчего обрушится кровля… Но это случилось позже, когда ремонтом в советской квартире занялся прораб Ельцин. Наступил 1987 год. Многое было разрешено, критика всячески поощрялась, в советской эпохе уже обнаружили столько тёмных пятен, что и сами начали удивляться, как прожили в таких нечеловеческих условиях семь десятилетий. Лет десять назад моя однокурсница, оставшаяся, вопреки всему учительницей, пригласила меня в свой класс – выступить перед школьниками. Поговорили, поспорили. Среди вопросов был и такой: «А правда, что при советской власти досыта ели только первые секретари, а все остальные голодали?» Видимо, в детской головке в результате промывания мозгов «жидкостью Эрнста» сочетание «первые секретари» стало тем собирательным злом, каким для нас, внучат Ильича, были «буржуины». «Правда, – ответил я. – Вторые секретари питались кое­-как, а третьи просто падали на улице от голода!» Дети моего юмора не догнали. Однокурсница всё поняла, покраснела и отвела глаза.

Но вернёмся в третий год перестройки. Поставив точку, мы торжественно отвезли сценарий на «Мосфильм» и стали ждать ответа, предчувствуя триумф. Эйдлин обзванивал кинобогов и, кажется, уговорил на роль Пыжова самого Стржельчика! И тут нас позвали на заседание худсовета 4-­го творческого объединения, которое возглавлял в ту пору чутко-­прогрессивный Владимир Наумов, известный своей тихой отвагой в рамках дозволенного. Габрилович по старости лет не поехал, напутствовав меня и Леонида, мол, в гуле восторгов не стоит заноситься, так как сценарий ещё сыроват, его можно и нужно «доводить до ума». Удивительно требовательное к себе поколение! По сравнению с ним нынешние сценаристы не пишут тексты, а что­-то бормочут на компьютере. Мы пошли на заседание. Вообразите, вы с тортом и букетом являетесь на званый ужин, но, переступив порог прежде гостеприимного дома, получаете ногой в пах, а вашим же тортом – в лицо. Худсовет отверг наш сценарий, расторг договор, списав аванс по статье «творческая неудача». Доброе было государство!

Заседание напоминало погром.