– Да, но, увы, только это. Мне нравится, что она, постарев, осталась красавицей. Смотришь на неё сейчас, когда ей за восемьдесят, и видно, что она старая, но при этом красивая. У неё именно не следы былой красоты, а сама красота.
– Вы считаете, что женщине надо уметь красиво стареть?
– Женщина тут вообще ни при чём, ей или дано красиво стареть, или нет – от неё ничего не зависит. Как и от меня, например, не зависит моё попадание в шорт-листы.
«Шанхайцы»
«Шанхайцы»
Литература / Поэзия
Путешествие в Китай
Теги:
современная поэзияВ № 1 «ЛГ» писала о поездке молодых писателей России в Китай. Оказалось, что их волею судеб и волею выбора куратора мероприятия Олега Бавыкина объединяет не только совместное пребывание в Китае. Все они работают в манере, в эстетической основе которой лежат традиционные национальные ценности. И всех их в упор не видят те, кому поручено курировать литературу на государственном уровне. Много горечи в том, что эти молодые русские писатели называют себя «шанхайцами». Пророков нет в Отечестве своём? На этот вопрос ещё предстоит ответить. Сегодня, представляя читателям поэзию автора с берегов Невы Игоря Лазунина и мурманчанки Екатерины Яковлевой, а также прозу живущего в Иркутской области Андрея Антипина, мы надеемся, что эти имена очень скоро засверкают во всём блеске в нашем литературном и медийном пространстве.
Суета неказистой судьбы
Игорь ЛАЗУНИН,
ЗАГЛЯНЕМ В НЕБЕСА
На стекле холодов хохлома.
Еле видно деревьев огарки.
Скучный день продолжает хромать.
И не вызреет солнца хурма.
Ставит мёртвому парку припарки
В санитарском халате зима.
А в квартире встаёт на дыбы
Тишина перед мысленным взором.
Тень боится своей худобы.
И на кладбище книжном – гробы.
И обходит владенья дозором
Суета неказистой судьбы.
Смерть во мне коготочком косы
Увязает, как птица в ловушке.
Простота её дикой красы
На ходу усмиряет часы.
Замирает растенье в кадушке
Под ремнём световой полосы.
Выхожу на мороз, обмануть
Жизнь, растрескавшуюся, как губы.
И не страшно, что мехом вовнутрь
Мне пошита ежовая шуба.
* * *
Г. Поженян
От ветра себя не укрыть ни вороне, ни голубю –
Берёза раздета. Дрожанье худющих ветвей.
Вот так же с досадою смотришь на женщину голую,
Которая в юбке и блузке была красивей.
Других одевают по моде в извёстку гашёную.
Извёсткой твоей некрасивости не изменить.
Ты лучше забудь про моё обожанье грошовое,
Небрежным касаньем руки говорю – извини.
Я сам по себе, ты сама… Вот такая ботаника.
Привычный удар топора, ты пропала, я – пан.
Зима. За стеною снежинок растрёпанных паника.
В печи безупречно красив твой разрубленный стан.
ЛЕТНИЙ САД
Букет оркестра музыкой желтел,
Чем был похож на осени придаток.
Над Летним садом сумрак тяжелел.
Гуляли: кто с женою, кто – поддатый.
Вот так бы жизнь, как музыка, текла.
Взгляни, осталось в солнечном колодце
Для нас двоих на донышке тепла.
Поднимем глаз холодные болотца,
Заглянем в небеса, в покой их черт.
Зачем они от нас так отдалённы?
Поймём ли мы хоть что-то, прежде чем
Сойдём в могилу спального района?
* * *
Я к тебе обращаюсь на «вы»,
Будто не было долго и часто
Непонятного детского счастья
Под мечтательный шёпот Невы.
И не мы на растрёпанный дождь
В забытьи натыкались с размаху.
Не над нами, как чокнутый знахарь,
Колдовала любовная дрожь.
И не нам заменяла кровать
Шелестящая грудь сеновала.
И как будто не ты целовала
Так, как можешь лишь ты целовать.
Нет, не стала ты тем дорогим,
С чем душа породниться б мечтала.
Потому что всегда было мало
Мне того, что хватало другим.
* * *
Мы ломали комедию, словно детишки игрушки.
По квартире клубились слова, будто пух из подушки.
Веселясь, разбросали семейного счастья конструктор,
И дивились, как падали на пол детали со стуком.
Ты сломала машинки, а я – всех напудренных кукол.
Даже кот не лизал ничего, только грустно мяукал.
Что осталось? От куклы нога и фрагмент ягодицы.
И пружинка в кармане, которая не пригодится.
* * *
Воздушный змей перегрызает леску,
Свободой неосознанно влеком.
И вот она с неуловимым треском