Литературная Газета, 6541 (№ 06/2016)

Ей тесен мраморный кафтан.

ПРОЩАНИЕ С КОЛОССОМ

Колосс, ты уходишь… Зачем же так сразу?

У ног твоих глиняных зыби веков

Утоптаны в почву толпой несуразной,

Где каждый второй из числа дураков.

Всему есть конец. И, наверно, колоссам.

Они беззащитней, чем хрупкий цветок.

И если не камнем, не пулей, не тросом,

То чьей-то подсечкой сбивают их с ног.

ТЕРРИТОРИЯ ЗАПРЕТА

Отлегло, отвалило – прощён я,

Но осталась в пространстве нутра

Территория, где запрещён я

Даже искрою быть от костра.

Гаснут искры… Без искры ответа

Не дождёшься на русской версте.

Я прощён – и спасибо на этом!

Предок мой был распят на кресте…

УЛИЦА ХУДОЖНИКА БУЧКУРИ

Густые чаи и морозное эхо

Январского снега, девичьего смеха.

И к юности зависть, и завязь зари

Над улочкой, названной в честь Бучкури.

И утро в неузнанной памяти сердца

Ложится мазками в надежде согреться.

И гаснут в полотнах зари фонари.

И голос в калитку: «Мужик, прикури!..»

* * *

Скупая жизнь. Родная сторона

В рубцах сердец и в швах противоречий.

И чашей опрокинутой – луна

Над сумрачной равниной междуречья.

А за холмом – заросшие поля.

Охальник-ветер – волчий царь округи.

Ты с кем теперь, родимая земля?

…И я с букетом на могиле друга!

* * *

Кого-то Бог берёг,

Кому-то Бог давал…

Меня у трёх дорог

Раздумьем осенял.

Читал я письмена

На древнем валуне

И понимал: одна

В них суть – мой Бог во мне.

И тем, что не берёг,

И тем, что не давал,

Меня хранил мой Бог,

От тщетного спасал.

* * *

Эта птица не машет крылами,

Только душу скребёт

Изнутри роковыми когтями,

Зная всё наперёд.

Специально не жди, не досадуй,

Не узришь всё равно

Тонкой грани меж раем и адом, –

Значит, так суждено.

Поутру, как ни в чём не бывало,

Просыпайся, живи.

Что упало с души, то пропало,

Рассосалось в крови.

Даже зеркало следа не выдаст

От незримой борьбы.

Носим в душах, как платье на вырост,

Эту птицу судьбы.

Александр ШМИДТ,

Берлин, Германия

* * *

Ну и

Поменял я

Ближнее зарубежье

На дальнее

Дальше Родина не стала

Но и не приблизилась

Осталась всё на том же

Расстоянии памяти

На расставании памяти

Пещера

– Ты – русский, –

Утверждают знающие меня немцы.

– Ты – немец, –

Внушают мне знакомые русские.

– Я – никто, –

Говорю я на всякий случай.

И под циклопическими сводами пещеры

Летучие мыши эха

Испуганно вопрошают:

– Кто?.. Кто?.. Кто?..

* * *

Кроет край мой вороний грай

И кому не лень – всякий кроет...

(кроме нас с тобой), и попробуй сыграй

В две струны своих, голос крови.

Не похожи мы на важных гостей,

Да и нет в нас хозяйской спеси.

Ах, как выдует ветер да из наших костей

Много русских пронзительных песен.

Парадокс

Вне России

Здесь

В самом центре Германии

Россия во мне

А Германия –

Вне

Таможенный досмотр

На границе

Этого и того света

Вероятно тоже существует таможня

Ты проходишь ворота

Что-то звенит

И ангелы

Невидимыми лучами

Обшаривают тебя

Чтобы ты

Не пронёс

Свои опасные воспоминания

Выбор

Всегда

Есть тот

Кто забивает гвозди

Всегда

Есть тот

В кого забивают гвозди

И у тебя

Всегда

Есть выбор

Степь

Здесь безлюдье. Ветер сиплый.

Облаков крутые лбы.

Налились певучей силой

Телеграфные столбы.

Бор – стеной у горизонта –

Не пускает дальше степь.

У тебя есть все резоны,

Здесь родившись, песню спеть.

Чужая речь

Сначала ты её мучаешь и калечишь,

Пытаясь преодолеть собственную немоту,

Потом привыкаешь к чужой речи,

Словно к протезу в осиротевшем рту.

Плюс минус человек

Ты уловлен холодным зрачком камеры слежения

На тебя завели биометрический паспорт

Отпечатки твоих пальцев

Рисунок радужки твоих глаз

Хранит электронная бестия

Ты расчислен до последнего гена

Окончательно оцифрован

Плюс минус человек

Шестикнижие № 6

Шестикнижие № 6

Книжный ряд / Библиосфера

ПОЭЗИЯ

Вадим Рахманов. На изломе. – М.: Новый ключ, 2015. – 384 с. – 1000 экз.

Сегодня, когда известная формула «Краткость – сестра таланта» стала девизом сотен тысяч пишущих в Сети людей, когда короткие электронные сообщения вытеснили полноценные письма, находятся романтики, пишущие романы. В стихах. Если быть более точным и менее скромным – не роман, а эпопею. Сагу. Или, как сказал сам автор, – «лирико-ироничное повествование о жизни нашей многогрешной».

Можно сказать смело – это поступок. Зарифмовать жизнь целой семьи может только человек, обладающий, кроме таланта, несокрушимой уверенностью в своей востребованности. Тем более что в предисловии автор пишет: не укоряйте меня в том, что я написал много. Я зарифмую каждый день своей жизни, каждое событие в жизни моих детей и внуков, чтобы дети детей и внуки внуков знали, кто и как жил.

Думаю, что эта работа так или иначе найдёт своего читателя. Ведь люди любят сериалы, тем паче рифмованные.

Широкая душа автора не принимает половинчатых мер. Если писать – то роман в стихах. Если роман в стихах – то пушкинской, онегинской строфой.

Ах, как она со мной прощалась!

Лес тихий. Неба синева.

И опадавшая листва