Литературная Газета, 6551 (№ 17/2016)

И в хмельной с присядкой тряске

Казачка и трепака,

В чудном звоне колокольном

На родной Москве-реке,

И в родном громоглагольном

Мощном русском языке,

И в стихе весёлонравном,

Бойком, стойком, – как ни брось,

Шибком, гибком, плавном, славном,

Прорифмованном насквозь,

В том стихе, где склад немецкий

В старину мы взяли в долг,

Чтоб явить в нём молодецкий

Русский смысл и русский толк.

Я люблю тебя, как царство,

Русь, за то, что ты с плеча

Ломишь Запада коварство,

Верой-правдой горяча.

Я люблю тебя тем пуще,

Что прямая, как стрела,

Прямотой своей могущей

Ты Европе не мила.

Что средь брани, в стойке твёрдой,

Миру целому ты вслух,

Без заносчивости гордой

Проявила мирный дух,

Что, отрекшись от стяжаний

И вставая против зла,

За свои родные грани

Лишь защитный меч взяла,

Что в себе не заглушила

Вопиющий неба глас,

И во брани не забыла

Ты Распятого за нас.

Так, родная, – мы проклятья

Не пошлём своим врагам

И под пушкой скажем: «Братья!

Люди! Полно! Стыдно вам».

Не из трусости мы голос,

Склонный к миру, подаём:

Нет! Торчит наш каждый волос

Иль штыком или копьём.

Нет! Мы стойки. Не Европа ль

Вся сознательно глядит,

Как наш верный Севастополь

В адском пламени стоит?

Крепок каждый наш младенец;

Каждый отрок годен в строй;

Каждый пахарь – ополченец;

Каждый воин наш – герой.

Голубица и орлица

Наши в Крым летят – Ура!

И девица и вдовица –

Милосердия сестра.

Наша каждая лазейка –

Подойди: извергнет гром!

Наша каждая копейка

За отечество ребром.

Чью не сломим мы гордыню,

Лишь воздвигни царь-отец

Душ корниловских твердыню

И нахимовских сердец!

Но, ломая грудью груди,

Русь, скажи своим врагам:

Прекратите зверство, люди!

Христиане! Стыдно вам!

Вы на поприще ученья

Не один трудились год:

Тут века! – И просвещенья

Это ль выстраданный плод?

В дивных общества проектах

Вы чрез высь идей прошли

И во всех возможных сектах

Христианство пережгли.

Иль для мелкого гражданства

Только есть святой устав,

И святыня христианства

Не годится для держав?

Теплота любви и веры –

Эта жизнь сердец людских –

Разве сузила б размеры

Дел державных, мировых?

Раб, идя сквозь все мытарства,

В хлад хоть сердцем обогрет;

Вы его несчастней, царства, –

Жалки вы: в вас сердца нет.

Что за чадом отуманен

Целый мир в разумный век!

Ты – француз! Ты – англичанин!

Где ж меж вами человек?

Вы с трибун, где дар витийства

Человечностью гремел,

Прямо ринулись в убийства,

В грязный омут хищных дел.

О наставники народов!

О науки дивный плод!

После многих переходов

Вот ваш новый переход:

Из всемирных филантропов,

Гордой вольности сынов –

В подкупных бойцов-холопов

И журнальных хвастунов,

Из великих адвокатов,

Из крушителей венца –

В пальмерстоновских пиратов

Или в челядь сорванца».

Стой, отчизна дорогая!

Стой! – И в ранах, и в крови

Всё молись, моя родная,

Богу мира и любви!

И детей своих венчая

Высшей доблести венцом,

Стой, чела не закрывая,

К солнцу истины лицом!

1855 г.

Война – это безумие

Война – это безумие

Общество / Человек / Почта "ЛГ"

Всматриваясь в старые фотографии, посещая Музей Великой Отечественной войны, стараюсь понять поколение, пережившее то время. Было ли им страшно? Как они пересиливали страх, голод, холод, горе, смерть? А главное – что ими управляло при выборе тех или иных поступков?

Для меня пример мужества – жизнь моих прабабушек Федоры, Нины, Наташи. Страшна судьба прабабушки Федоры. У неё было пятеро детей. В войну деревню Ново-Высокое, что в Полесье, оккупировали фашисты. В такой обстановке Федора тайно пекла хлеб и по болотам носила его в партизанский отряд. Ноги проваливались в грязь, хотя обувала припрятанные в кустах ракиты широкие лапти-скороходы. Так продолжалось около года. Но однажды Федору выдал мокрый, в болотной тине подол юбки. Её зверски пытали, отрезали живьём грудь, а затем прилюдно казнили.

Немец очень зверствовал. Всех жителей деревни согнал вечером в сарай. Они, стоя, провели ночь, а на рассвете сарай подо­жгли. Среди сельчан была десятилетняя девочка Лиза (племянница Федоры). Она подрыла землю под стеной сарая и предлагала своему деду ночью бежать, но он отказался, – думал, его и так выпустят. Лиза спаслась одна из всей деревни.

Всех сумевших выбежать из горящего сарая фашисты расстреливали, давили танками или бросали в глубокий колодец. Спустя три дня немцы покинули деревню. Девочка вышла из леса и все останки захоронила на кладбище. До войны на нём хоронили в три разных угла. Справа – православные, слева – католики, а прямо – лютеране. Так и поступила Лиза. Кто ей давал команду? Где она нашла силы всё это вынести?..

Сегодня Ново-Высокого нет. Остались монументы в память о тех страшных днях. Правда, на карте местного значения есть пунктирное соединение двух деревень: Ново-Высокое и Высокое, т.е. жизнь возродилась на новом месте. В центре Высокого долгие годы стоял дом Лизоньки (86 лет прожила во здравии).

Бабушку Нину, в те страшные годы ей было 17 лет, её мама, чтобы уберечь дочь от угона в Германию или в концлагерь Озаричи, маскировала под старуху. Прятала под огромным старческим платком искусственный горб, а волосы посыпала пеплом. Но… полицай Ковальчук выдал. А ведь у него тоже были дети…