Но за всем этим звучит совершенно иное, подготавливающее капитуляцию перед расхожей либеральной догматикой. «Либерализм – идеология свободы». Этот тезис открывает цикл, компрометируя всё последующее изложение. Основной подлог либеральной идеологии состоит в том, что её представители узурпируют концепт «свобода». Все, мол, только ходили вокруг него, раскрыли смысл только либералы. Кто не хочет свободы, кто не мечтает о ней? «Никто. А если есть, они нам неинтересны», – заявляет Разумовский чуть ранее. Так составляется вывод, который начинает существовать в голове зрителя с первых минут цикла: путь свободы – путь либерализма. И альтернативы нет: либо с либералами за свободу, либо против неё.
Логическая «правота» подкрепляется далее историческими аргументами. Святость – это хорошо. Но Новое время – это мир без Бога, мир права и человека, светская эпоха. Вот и в России XVII век – время кризиса святости. «Нет святых на Руси». И хотя потом Разумовский критикует и поносит доморощенных либералов, выставляет их в смешном виде как разрушителей национальных традиций, на подкорку уходит одно: либерализм – это веление времени, вестник прогресса, «иного не дано». Получается, что и в самом деле так. Других идейных традиций в России нет. Всю жизнь была только одна конструкция: либералы и власть. Вольное экономическое общество и обуздывающая его Екатерина Великая. Сумасшедший Чаадаев и Николай I, борец с либеральным безумием. Да, ещё Пушкин возражал, но Пушкин – это тоже что-то вроде царя в поэзии. Нет, идейных альтернатив либерализму не было.
И опять правильные слова: декабристы были типичной элитой, оторванной от России, не знавшей своих традиций, народа. А дальше, в освещении центрального для XIX века вопроса, вновь воспроизведение вывернутой наизнанку логики либеральной колумнистики: Россия – страна рабов, все прожекты освобождения крестьян – дурь и блажь. С социально-экономической точки зрения всё так и есть, для безземельного крестьянина свобода оказывается тождественна смерти. Но надэкономическая нравственная правота отмены противоестественного, нарушающего все принципы христианства владения человека человеком остаётся. Кто был против, кто возвысил свой голос в защиту человеческого достоинства? Из цикла Разумовского получается – только либералы.
Программа идёт дорогами упрощённого подхода и далее. Идеологические кульбиты в современном духе, ложные противопоставления. На одной чаше весов – победная увертюра 1812 года, на другой – экономические проблемы. И опять исторические факты иллюстрируют правоту либералов: в Крымской войне Россия, как говаривал Борис Новиков, загремела под фанфары. Техническую и экономическую отсталость, отсутствие должной организации к этому моменту не отрицали и во власти.
Раньше были все революционеры-демократы, борцы за счастье народное, теперь всех перекрашивают в либералов, врагов царя и Отечества. Герцен – создатель русского социализма, оригинальный мыслитель, борец за права личности, представлен в цикле Разумовского этаким Ходорковским XIX века, миллионщиком, сибаритом. Его «Колокол» – как «Голос Америки», «Дойче Велле» и «Радио «Свобода», вместе взятые. Не удивит, если в последующих выпусках и Ленина изобразят самым что ни на есть записным либералом. Ну как же – критиковал, злоумышлял, расшатывал. А надо было потихоньку, эволюционно.
«Приключения либерализма в России» – хорошее название для плутовского романа. Листая главы его, невольно сделаешь вывод такой же, как и в литературных аналогах: наш герой либерал – изрядный плут, но, в сущности, добрый малый, единственный в России образованец, «стоявший укоризною». За ним, бойким, – будущее; других, активных, нет никого.
Может быть, хватит?
Может быть, хватит?
ТелевЕдение / Телеведение / А нам прислали
После прочтения статьи «Хамство и провокация»
(«ЛГ», № 39) – а я смотрю почти все политические шоу – хотелось бы высказаться. Понимаю, что приглашение к дискуссии всех сторон «конфликта» (таких как Бом, Ковтун, Карасёв)К сожалению, есть в обществе аполитичные люди, которые, посмотрев такую программу, начнут думать, что всё, что льётся с экрана, правда. Ведь у нас до сих пор жива в крови любовь к иностранцам (наверное, ещё с петровских времён?) и вера в печатное или телевизионное слово.