Литературная Газета, 6574 (№ 44/2016)

– Не хочется мне, Махмуд. – Он сделал несколько глотков, и сын опустил его обратно на подушку. – Иди, отдохни немного, ты уже давно здесь сидишь. Мне ничего не нужно, – превозмогая боль, проговорил Азим.

– Я не устал. Может, чего другого покушаешь, так ты скажи.

Старик слабо покачал головой, показывая, что ничего не хочет, и снова закрыл глаза.

Хорошо он прожил жизнь свою, честно. И горе, и радость встречал одинаково, зная, что всё от Аллаха. Был трудолюбивым, справедливым ко всем. За это его и уважали соседи, односельчане. И дети у него хорошие. Четверо сыновей и дочь. Все нашли своё место в жизни: сыновья женаты, работают все, дочь замужем. Внуков двенадцать. Никто не может ничем попрекнуть ни Азима, ни его детей.

Воспоминания снова перенесли его в прошлое. Вот он с аульскими ребятишками катается на околице на салазках. У всех детей от долгого пребывания на холоде раскраснелись лица и руки, но никто не спешит домой. Салазки у Азима самые лучшие, быстрые, они являются предметом его гордости. Их подарил ему этой зимой брат Хадис: сам он уже вышел из детского возраста. Из-за пригорка около крайнего дома аула показывается Хадис. Он ведёт лошадей на водопой. Тогда Азим так разгоняется, прежде чем упасть на свои салазки, что доезжает почти до речки. Потом поднимается и с гордостью смотрит в сторону брата.

А вот все они, братья и отец, в лесу. Они пришли сюда за жердями для новой изгороди. Отец выбирает подходящие деревца и срубает, Идрис освобождает их от лишних веток, а они с Хадисом относят готовые жерди к подводе. Как хорошо летом в лесу! Где-то кукует невидимая кукушка, гордо высятся вековые чинары и стройные сосны. Журчит ручеёк, извивающийся среди деревьев. Здесь не чувствуется июльская жара. Пока Идрис очищает ствол от веток, они с Хадисом наблюдают за работой отца. Отец, с засученными рукавами, обходит деревце, придирчиво осматривая его, потом, взявшись левой рукой за ствол, взмахивает топором и – р-раз! – срубленный одним ударом молодой граб плавно, цепляясь ветками за деревья, ложится на зелёный ковер. Азим любуется ловкой работой отца и мечтает скорее вырасти, чтобы вот так же легко и красиво орудовать топором. У отца любая работа спорится.

– Чего стоишь, рот разинул? Смотри, как бы муха не залетела! – деловито прикрикивает тем временем Хадис, взявшись за более толстый конец уже готовой жерди. Отец сдержанно улыбается, Идрис смеётся.

Постепенно эта картина меркнет, и её сменяет другая. Азим видит себя уже юношей. Он едет лесом на своём коне Тешам. Обычно сдержанный, на этот раз он не в силах устоять от потока нахлынувших чувств: соскакивает с коня и лихо отплясывает вокруг берёзки лезгинку. Потом, спохватившись, оглядывается вокруг. «Видел бы кто меня, подумал бы: младший сын Керима спятил», – улыбается он и вскакивает на коня. Чего это он такой весёлый? А-а, тогда Азим возвращался из соседнего аула, куда ездил на свидание со своей невестой Бикату! Два года ухаживал он за этой гордой сестрой семи братьев. Сегодня он отправился к ней с весельчаком и острословом Ясо, своим соседом и другом, и вот едет домой с косынкой, которую она дала в залог своей любви и верности слову! Ясо остался погостить у своего двоюродного брата.

Азим достаёт из-за пазухи алую косынку, прикладывает её к лицу и глубоко вдыхает аромат, волнующий его воображение. Вдруг слева, метрах в двухстах, раздался выстрел. Азим остановился и прислушался. Кажется, у дороги. Что же там случилось? Он спешился и, взяв коня за удила, направился в ту сторону. Скоро до его слуха дошли громкие голоса. Привязав коня к дереву и выглянув из густых зарослей лещины, он увидел подводу, стоящую посреди дороги, на ней, прижав руки к груди и широко раскрыв глаза от ужаса, сидела девочка лет восьми-десяти. Положив руку на кинжал, у подводы стоял мужчина лет пятидесяти пяти, в поношенном бешмете, чёрной бараньей папахе. Вокруг них на отменных скакунах гарцевали трое всадников, вооружённых винтовками. У одного из них в правой руке был револьвер – видимо, это он стрелял.

– Ехали бы вы своей дорогой, – услышал Азим ровный голос мужчины, – не брали грех на душу.

Азим узнал его. Это был Умар, его односельчанин. У него был небольшой фруктовый сад, и он каждый год возил яблоки и груши на продажу в город. Кроме того, Умар был аульским активистом, хотя и не вступил в партию.

– Вах-ха-ха, – смачно рассмеялся неизвестный с пистолетом. – Ты слышал, Асвад? «Грех на душу!» Да мы сделаем богоугодное дело, если пристрелим тебя, ублюдок, продавшийся за миску похлёбки Советам! Но я сегодня добрый. Так что, выкладывай выручку, распрягай лошадь и убирайся, пока я не передумал.

– Постеснялся бы, если не моих седин, то хотя бы этой девочки, – спокойно произнёс Умар.

– Нечего вилять! Распрягай давай коня! – проявил нетерпение Асвад, молодой всадник, оказавшийся к этому времени рядом с зарослями, прямо спиной к Азиму. Палец его был на курке винтовки, готовый нажать на него в любую минуту.

– Быстро, если хочешь жить! – гаркнул тот, что с пистолетом. Очевидно, он был у них за главного.