Литературная Газета, 6578 (№ 48/2016)

Под табагинским ямом послышались выстрелы. Кто-то бил уток. «Тпру-уу!» – Лобанов сильно натянул вожжи.

– Келя, тут протока близко, напоим лошадей чуток.

Отвязав Савраску от телеги, Иннокентий пошёл вслед за Лобановым к берегу. Склон Ытык Хайа, казалось, пылал от закатного солнца. Воздух был тёплым и неподвижным, а небо – удивительно прозрачным.

– Вот осень оказалась затяжной. Это для нас нехорошо. Весенние морозы могут задержаться надолго, – Иннокентий только собрался было привязать поводья лошади к задку телеги, как послышались отчаянный плеск воды и захлёбывающийся детский крик:

– Помо-гите… По-мо-гите!

Путники переглянулись.

– Тый, слышишь, человек же тонет?! – у бестяхского ямщика от волнения сильно забилось сердце.

Разросшиеся кучками вдоль берега протоки кусты мешали хорошему обзору. Иннокентий взбежал на пригорок. Между тем Лобанов, стоя на телеге и пристально вглядываясь в реку, пробасил:

– Оо, вон рука показалась… Видишь?

– Н-нет… Где это?

– Глянь сбоку от первых кустов…

К изумлению Лобанова, Иннокентий, быстро скинув одежду и обувь, со всего размаха бросился в воду, рассчитав перехватить тонущего ребёнка несколько ниже по течению реки.

– Дер-жись! Не утони сам! – крикнул ему вдогонку стоявший на телеге Лобанов.

Худощавый и жилистый Иннокентий словно вздулся в воде и поплыл мощными сажёнками, быстро вскидывая короткие и мускулистые руки. Его серовато-синие глаза вдруг засияли, наполнившись решимостью спасти тонущего мальца. Уже в третий раз показались и вновь исчезли в воде руки тонущего. «Он так близко, неужели не успею!» – с досадой подумал Козлов. Вдохнув полной грудью воздух, он глубоко нырнул в воду. Лобанов, наблюдавший за всем, стоя на телеге, оторопел: «Беда-то какая, сам ведь тоже утоп?!» – смахнул слезу и, вскочив верхом на коня, поскакал к старосте табагинского яма сообщить о беде.

Иннокентий ушёл вглубь ещё на несколько саженей и, увидев неподвижно лежащего на дне реки мальчика, схватил его под мышки.

Не успела осесть пыль за ускакавшей лошадью, как из воды показались две чёрные головы, сначала – ребёнка, затем – Иннокентия. Ямщик ещё раз глубоко вдохнул воздух, лёг в воде на спину и, положив головку мальчика себе на грудь, поплыл к берегу.

К этому времени из табагинского яма прискакали пятеро разгорячённых всадников. Опередив остальных, со слезами к десятилетнему мальчику кинулся якут в шапке из крысиных шкурок.

– Тойуом, что за беда с тобой случилась?.. Почему?.. Ничего не сказав…

Чтобы успокоить испуганного отца, Лобанов отвёл его в сторону.

Иннокентий, растолкав сгрудившихся вокруг мальчика людей, приподнял его и, кинув навзничь себе на колено, принялся откачивать. Наконец находящийся ещё без сознания мальчик начал выблёвывать воду. Вскоре его посиневшие губы исказила гримаса плача, задрожали плотно закрытые веки. Мальчик сделал вдох и в подтверждение своего возвращения к жизни слабо пошевелил руками и ногами.

– Уф-ф!– облегчённо вздохнули стоявшие кругом с удручённым видом люди, словно скинув с плеч тяжкий груз.

Якут в шапке с заблестевшими от радости глазами стал в пояс благодарно кланяться пашенному, ставшему теперь для него сродни небесному Спасителю.

В Табаге все жили в балаганах. Рубленым домом был только дом ямской станции. При нём были амбар для конской упряжи и сарай-навес для постоя лошадей, а по другую сторону – конюшня и хлев. Собравшиеся пашенные гурьбой зашли в первый двор и через сени очутились в половине дома, где жил староста. Приготовившийся услышать скорбную новость, тот громко и довольно грубо спросил:

– Что это вы собрались тут, как вороньё?!

– Сын Чылыгыраскы чуть не утоп, ещё немного и отдал бы душу Богу, – словно оправдываясь, сообщил Лобанов.

В это время один из пашенных, стоявших за ним, вертя круглой совиной головой, указал на Иннокентия:

– Вот если бы не он, потеряли бы малого.

Староста спросил изменившимся голосом:

– А есть ли люди, видевшие сами, чтобы подтвердить?

– Тыый, есть. Да и я могу подтвердить, – выступил вперёд ямщик в лёгком камзоле, перепоясанном упряжной верёвкой.

– Ну, ладно. Я сейчас напишу рапорт волостному голове, – староста, с важным видом наклонив голову, сразу принялся писать бумагу.