Литературная Газета, 6588 (№ 08-09/2017)

Братья Шустовы, представители семьи, противопоставившей пьянству образ «культурного пития», выпускающие множество «пользительных» наливок, настоек, создавшие русский коньяк (заводы в Армении, Одессе, Молдавии), продолжили в советское время научную работу в той же отрасли. Можно назвать ещё десятки, а по стране – сотни фамилий…

Но по поводу роли в будущей революции большинства своих сотоварищей по сословию Савва Морозов не обольщался: «Политиканствующий купец нарождается у нас. Не спеша и очень неумело, он ворочает рычагами своих миллионов и ждёт, что изгнившая власть Романовых свалится в руки ему, как перезревшая девка. Когда у нас вспыхнет революция, буржуазия не найдёт в себе сил для сопротивления, и её сметут, как мусор…»

…Во всех трёх составах Временного правительства, ставшего во главе страны после Февраля, «министров-капиталистов» – единицы, хватит пальцев одной руки, чтобы посчитать: Гучков, Коновалов, Терещенко, Никитин… Третья революция – трудового народа – становилась неизбежной.

Если они победят

Если они победят

Политика / Настоящее прошлое / Пункт сбора макулатуры

Кузьмина Вера

Что только не продают в книжных магазинах

Теги: Февральская революция , литературный процесс , литературная премия

Под впечатлением от прочитанного

Столетие сразу двух русских революций для издателей – хлебный сезон. Юбилейных новинок – немерено. Лучшее из лучшего приходится даже помечать специальными наклейками, чтобы далёкие от современных литературных тенденций граждане не блуждали в потёмках, а сразу несли в кассу избранное. И не кем-нибудь избранное, а жюри престижнейших литературных конкурсов.

В общем, под обложкой с огромной пометкой «финалист премии» я ожидала что-то не менее сильное, чем «Хождение по мукам» или «Тихий Дон». Но внутри оказалось вот это:

«Нормы, которыми регулировалась жизнь якутских родов, были ему неизвестны, хотя при его утопических идеалах он нашёл бы немало привлекательного в том, например, что удачливый охотник обязан разделить добычу со всеми родственниками, так же должен поступить хозяин с мясом забитого быка, лошади или оленя».

Нет, это не реферат в третьеразрядном вузе. И не наспех написанная монография, которую не успели вычитать. Это предлагается нам в качестве большой литературы: Леонид Юзефович, «Зимняя дорога». На четырёхстах страницах таким же суконным языком справочника рассказывается про генерала Пепеляева и анархиста Стродта. Зачем? Ну, хотя бы вот за этим:

«Казалось, подтверждаются мысли Потанина о разнице между сибирским мужиком и его собратом из центральных губерний. На вопрос, почему в России крестьянин не восстал, а в Сибири восстал, ответ был готов: потому, что… он свободен, меньше заражён суеве­риями…»

Ну и, конечно, во всей красе: бело-зелёное знамя Сибири, сибирские погоны, Сибирская автономия – ради которой стоит договариваться хоть с белыми, хоть с красными. Областничество – казалось бы, давно и прочно закопанное в политической могиле – тщательно отряхивается, подкрашивается и презентуется нам в качестве «национального бестселлера». Нет-нет, ничего личного. Всё, естественно, только с благими намерениями изучить историю и быт родной страны. Ну вот, например, знаете ли вы, как на самом деле в стране, которая заслуженно именовала себя самой читающей, относились к книгам? Не знаете? А вот Юрий Буйда знает:

«Никогда не видел, чтобы в новом книжном кто-нибудь покупал не школьные учебники, а, скажем, Пушкина или там Чехова…».

Герой произведения «Светом и жаром» в своём маленьком российском городке видит книги в основном на свалке. Где ж ещё. Ну, или в сараях: из них выстраивают перегородку, отделяющую мотоцикл от свиньи. Дурацкий вымысел? Рассказ попал в сборник, который так и называется: «Большая книга победителей». Своего рода хрестоматия, без пяти минут – живые классики. И, разумеется, за Юрием Буйдой следует наше всё и везде – Дмитрий Быков:

«Верховный комиссар Кругловки, кавалер ордена Святой Варвары с мечами, бывший министр обороны республиканского правительства, оттеснённый на периферию интригами присланного из Москвы политолога Чувылина, почётный реставратор Военно-исторического общества и прочая, прочая, прочая, – Василий Иванович Смирнов-Шахтёрский не был чужд лите­ратуре» .

Если кто не понял, намёк в «Жалобной книге» – на Игоря Стрелкова. Понятно и чем персонаж может заниматься – только с маниакальным упорством расстреливать людей. И не просто расстреливать. Он их ещё заставляет пред­смертные слова писать. А кто не напишет – тех травит собаками. А как иначе, у них в Кругловке нравы такие. Суровые. Быков – он-то знает.

И Сергей Беляков знает:

«На камне, который «лежал у дороги в «Московский край» – у Саур-могилы – была надпись: «Проклят, проклят, проклят кто будет отбирать у запорожцев землю».