Литературная Газета, 6597 (№ 19/2017)

Привлекая внимание к негативному, по сути, манихейскому отношению Подростка к чувственным удовольствиям мирской жизни, к его бытию «в модусе падения» (игорный дом, Альфонсинка и т.п.), автор романа подыскивает психологически достоверную мотивацию юношеского аскетизма, стихийной приверженности Подростка принципу идеальной детерминации человеческого поведения, совершенно чуждой, к примеру, Ламберту, этому сгустку «бессознательных» влечений, и подобных ему «чистокровных подлецов», поклоняющихся не идее, а «глупому золотому тельцу». Подросток живёт ожиданием встречи с отцом, ожиданием разговора с ним о самом главном в жизни, когда сможет прямо спросить его: «Ну в чём же великая мысль?» Такова уж психология русского мальчика : им движет не вымышленное извращенцами-психоаналитиками «влечение к удовольствию» (Фрейд) и не осознанный им «материальный интерес» (Маркс), а чисто духовная жажда обретения высшего синтеза жизни – «всесоединения идей», стремление «сделать из себя человека воли и крепости».

Не давая прямых ответов, Версилов тем не менее всячески поощряет в сыне – порой почти телепатически – по-мальчишески неловкие проявления «духа силы и свободы». «Живи и работай сам» – такова основная установка, внушаемая Версиловым сыну. Кругозор присущего русскому нигилисту несчастного сознания сковывает его личностное развитие, заведомо лишая возможности какой-либо духовной инициативы. Несчастное сознание не идёт дальше ущербного переживания свободы в эксцентрических выходках вроде версиловского ношения вериг, сменяющегося иконоборчеством, или публичного самоуничижения, переходящего в «безумие самомнения» и высокомерное третирование ближних. Возможно, Версилову в самом деле нечего было передать своему сыну, кроме ультимативного призыва к духовной самостоятельности, которая была им самим прочувствована лишь в формально свободных, чисто негативных, разрушительных действиях. Но и этого подстёгивающего отцовского веления оказалось достаточно для того, чтобы Подросток всё же испытал головокружение «абсолютной свободы» как своей скрытой божественной мощи, не сопоставимой с мышиным могуществом Ротшильда, позволяющей ему решиться на бескомпромиссное противодействие мировому злу. Из этого представленного в романе Достоевского духовного опыта, видимо, и проистекает своеобразный русский максимализм. Перечитывая его, думаешь: нет, русские мальчики никогда не примут «глупого поклонения золотому тельцу», навязываемого обществу дорвавшимися до власти «чистокровными подлецами», и, как говорил Достоевский, если уж совсем нечего делать – то будут «делать революцию».

Колдовскими майскими ночами

Колдовскими майскими ночамиВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Лирическая перемена

Теги: Светлана Гончарова , Ольга Логинова , поэзия

Светлана Гончарова – учитель русского языка и литературы Богушевской санаторной школы-интерната. Живёт в посёлке Богушевск Витебской области Республики Беларусь. 

Звёздное небо

Ветры осенние сумрак рассеяли.

Только что не было видно ни зги –

Месяц сверкающий к небу приклеили

Из серебристой конфетной фольги.

Кто-то старательно звёздочки вырезал,

Брызнул игриво парным молоком.

Он из сияния звёздного вывязал

В небе дорогу волшебным крючком.

Всё уже сказано, и всё подмечено,

И зарифмовано тысячи раз.

Но от шедевра, поистине вечного,

Не отвести очарованных глаз...

Соловей

Колдовскими майскими ночами,

Что подарены, как чудо свыше,

Голоса природы изначальны.

Не мешайте, говорите тише!

Соловей к возлюбленной взывает,

От любви трепещет, словно птенчик.

Сказочные звуки вызывает

В горлышке серебряный бубенчик.

С кончиков пальцев капали звуки...

В белом – рояль, в чёрно-белом – маэстро.

Замер на вдохе камерный зальчик.

Нет ни единого лишнего места.

А за роялем – маленький мальчик.

Разом взлетели бледные руки.

И, наполняя сердце весельем,

С кончиков пальцев капали звуки

И становились весенней капелью.

Там, где ребёнок клавиш касался,

Там проливался дождик звенящий.

Самый обычный звук превращался

В ливень весенний, живой, настоящий.

Ливень всё ближе – промокли ресницы.

Крупные капли звенят, как монеты.

Разом проснулись певчие птицы

И разбудили звонкое лето.

В мире безмолвия он от рождения,

Мальчик не слышит, но учится слушать.

Тихая музыка, как наваждение,

Льётся потоками в чистую душу.

Вечным безмолвием кем-то закованный,

Он разделил свою душу на звуки.

Мальчик земной, Творцом поцелованный...

Белые клавиши. Щедрые руки...