Литературная Газета, 6600 (№ 22/2017)

Материалы Википедии

Я хочу попросить прощения

Перед Вами, мои стихи,

Нерождённые...

Пусть Крещение

Грех омоет волной реки.

Да не будут они обузою.

До земли не оттянут плеч...

Над моею застывшей Рузою

Засвистела снегов картечь!

Пусть стихи остаются в заводи.

Щукой спрячутся в глубину.

А когда потеплеет – в паводье,

Как Ковчег подплывут к окну.

Но пока у моей оконницы

Табунятся Крещенья сны.

Не прорвать им заплот бессонницы

Скоком святочной старины!

Так, глядишь, и замёрзнут сирые,

Как в заволжских степях орда.

Ведь Россия теплом – не Сирия,

Да и Руза – не Иордан,

Чьи истоки – в библейской местности,

У подножья высоких гор...

У России – свои окрестности,

У России – свой разговор.

Хоть над Сирией – небо синее.

Над Россией – ещё синей.

«Иордани» в морозном инее.

Грай вороний, да скрип саней.

И под утро к крещенской проруби

В час урочный, в урочный срок

Снегири слетят, а не голуби,

Как Предтечи грядущих строк!

Сюжет декабря

Декабрьское солнышко волчье –

Вся жизнь прокатила под ним.

На самой закраине – молча,

Считаю остатние дни.

И веет шальная позёмка,

Твои, заметая следы.

И узится, узится кромка

Ещё не застывшей воды.

На пальцы, не сжатые в стуже,

В единый, как прежде кулак

Дышу,

а дыханье всё глуше

И с сердцем не сладить никак.

Но всё же,

   но всё же,

      но всё же,

Былое нельзя обновить.

Сменить, как змеиную кожу.

Отринуть, как отчую выть.

В нём были шальные рассветы.

Черёмуха мая цвела.

И счастье касалось поэта

Размахом жар-птицы крыла.

Но птицы не стало…

                   Туманный

Пал вечер угрюмым сычом.

И только Андрей Первозванный

Тебе подставляет плечо.

А снеги ложатся всё толще

На волосы и на жнивьё…

Декабрьское солнышко волчье –

Любовь и отрадо моё!

Лето скатилось малиновой сливой

Лето скатилось малиновой сливой

Литература / Литература / Поэзия

Мухин Виталий

Теги: современная поэзия

* * *

Морозное утро румяно, как пряник,

на яблоне облачной красный букет,

и сыплется иней в лучистом тумане

на мой одиноко чернеющий след.

С дороги слетает седая ворона –

напрасно летит и скрывается зря.

Над круглым сугробом в янтарных хоромах

сквозит молодая лесная заря

далёко-далёко (скрип снега и кашель),

широко-широко (январская гладь).

И радостно думать, что солнце мне скажет,

когда ему за реку руку подать.

Вина

И в мёрзлом окопе – о ней.

В бреду, под наркозом – о ней.

Зачем же он снова о ней –

чтоб сердцу стало больней?

Но в том ли её вина,

что ходит с другим она?

Легла меж нами стена,

и эта стена – война.

Эй, друг! Я её вину

тебе под культи швырну.

Шумит под стопой Восток –

и ты не так одинок.

И в шуме не так слышна

какая-то там вина,

а если даже слышна –

то жизнь, друг, она – одна.

У всех и за всех одна,

но в том ли её вина?

Спешит за колонной грач,

а ты, брат, поплачь, поплачь…

Жребий

Мечут жребий – на деву иль отрока? –

в меч Перуна мечами звеня.

Не мрачнейте, стоящие около,

я-то знаю: зарежут меня.

Это мне пронести на заклание

своё сердце до Брестских высот.

Прекратите ж, жрецы, жребствовáние –

всё равно на меня упадёт.

Разомкнётся гора или облако,

вспыхнет зеркало или броня –

это он, встрепенувшийся соколом,

наконец-то узревший меня.

Это мой, наиверный, единственный

и другого не будет уже,

как не будет обрядов таинственных

и спокойствия русской душе.

Потому ни на дев, ни на отроков

не мечите тяжёлых ножей –

всему миру челом бью и об руку.

Уводите меня поскорей,

чтобы с грозными, грустными песнями

вырвать сердце моё из груди

и закинуть его в занебесния,

а теперь уж стальные круги.

Но уже не волхвов завывания

и не мстительный выдох клинка,

и ни солнце империй в развалинах

провожает меня сквозь века.

Промахнётся скала или спóлохом

выбьет в вечном граните ручей –

то держава моя бьёт в царь-колокол:

«Не мечите друг в друга ножей!»

Только мечут – и мечется беженка,

мечут жребий столетья подряд.

И летит, заострившись, он першингом

и давно уже не наугад.

Что ж, лети – коль дороженьку знаешь,

коль не жаль ни других, ни себя…

Только помни: не ты выбираешь –

это мы выбираем тебя!

* * *

Вот лето скатилось малиновой сливой,

и гребни заката качнулись во тьме.

– Родная, родная,

ты будешь счастливой.

– Родимый, родимый, забудь обо мне.

А звон соловьиный плывёт в переливах

духмяных черёмух и пенистых трав

над розовой речкой и тёмным обрывом.

– Родная. – Родимый… И так до утра.

И так до заката. И вновь до рассвета

при полной луне на зелёной волне:

– Родная, родная… Так где ж наше лето?

– Родимый, родимый, забудь обо мне.

От медитации к бегу на месте

От медитации к бегу на месте

Книжный ряд / Библиосфера / Субъектив

Евсюков Александр

Теги: Денис Гуцко , Большие и маленькие

Денис Гуцко. Большие и маленькие. М. РИПОЛ классик 2017 428 с. (Новая проза)