Литературная Газета, 6603 (№ 25/2017)

Долгий страдальческий путь Заболоцкого, немыслимо страдальческий (см. «Историю моего заключения») был воплощён великим русским поэтом в стихотворении «У гробницы Данте». С.И. Бэлза в своей работе, касающейся образа Данте в русской поэзии у А. Пушкина, П. Вяземского, И. Козлова, С. Шевырёва, С. Дурова, А. Плещеева, Д. Минаева, В. Брюсова, Д. Мережковского, К. Бальмонта, Вяч. Иванова, А. Блока, М. Волошина, М. Кузмина, Н. Гумилёва, А. Ахматовой, О. Мандельштама, В. Ходасевича, В. Маяковского, В. Шаламова, отметил, что образ Данте у Заболоцкого изображён «с поразительной выпуклостью и силой». И вневременной значимостью.

Итальянские впечатления Заболоцкого воплощены в трёх его стихотворениях – «Случай на Большом канале», «Венеция», «У гробницы Данте». После публикации двух первых переводов в «Литературной газете» в январе 1958 года автор исключил их из основного свода своей лирики. Причина, по мнению Заболоцкого, в определённой конъюнктурности сочинений. Но «У гробницы Данте» осталось в своде его стихов. Лишь четвёртая строфа звучит как нечто случайное, почему-то допущенное автором, она не выдерживает самого малого сопоставления с другими четырьмя строфами. Хотя причины появления этой строфы сегодня совершенно ясны и понятны.

«У гробницы Данте» воистину грандиозное создание. Оно отмечено редкостной изобразительной силой, которая несёт в себе нечто живописующее и самого Данте, и автора стихотворения; их гений, муки и страдания. Стихотворение имеет форму монолога и прямой речи великого итальянца. Без всяких стилизаций и ухищрений. Просто нагая мощь. Стихотворение от первого лица – это первое лицо – Данте. Решиться на такое уподобление может лишь личность гениальная и героическая. Стихотворение пронизывает напряжённое отчаяние, которое внушает сам мир в те далёкие времена и в не меньшей степени во времена наши. Это гениальная попытка преодоления людских мук и страданий, безумия исторического потока. Странно, что эта лирическая пьеса за редчайшими исключениями не вызывала должного интереса и внимания. Вот эта сила, красота и мученичество в исполнении русского лирика, растворившегося в тени великого художника далёкой средневековой Европы. Это трагическое признание как бы самого Данте.

У гробницы Данте

Мне мачехой Флоренция была,

Я пожелал покоиться в Равенне.

Не говори, прохожий, о измене,

Пусть даже смерть клеймит её дела.

Над белой усыпальницей моей

Воркует голубь, сладостная птица,

Но родина и до сих пор мне снится,

И до сих пор я верен только ей.

Разбитой лютни не берут в поход,

Она мертва среди родного стана.

Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,

Целуешь мой осиротевший рот?

А голубь рвётся с крыши и летит,

Как будто опасается кого-то,

И злая тень чужого самолёта

Свои круги над городом чертит.

Так бей, звонарь, в свои колокола!

Не забывай, что мир в кровавой пене!

Я пожелал покоиться в Равенне,

Но и Равенна мне не помогла.

1958

Стихотворение впервые было напечатано уже после смерти автора в журнале «Новый мир» (1959, № 4). Для Заболоцкого эта победа над «временем и тяготением» не случайна, а потому и стала потрясающим памятником великому итальянцу, великому русскому, великой поэзии и обычной судьбе.

Исчезло в них служенье красоте…

Исчезло в них служенье красоте…

Искусство / Искусство / Театральная площадь

Царь Берендей – Богдан Волков, Снегурочка – Ольга Селивёрстова

Фото: ДАмир Юсупов

Теги: Опера „Снегурочка“ , театр , постановка

Опере „Снегурочка“ опять не повезло в Большом театре

Весенняя сказка Островского – Римского-Корсакова в текущем сезоне вдруг стала резко популярной: к не самой простой опере великого композитора обратились сразу два ведущих мировых оперных театра.