Литературная Газета, 6603 (№ 25/2017)

Поздаровкайся с жизнью ничьей,

Поклонись головой окаянной

И отцу моему, и дядьям,

И спасительной ангельской твари

Лишь за то, что идти по пятам

Глупым внукам они не давали.

* * *

                                        М. К.

Пойдём со мной до поворота,

Где недостроенный дворец

Стоит как памятник комфорта

И жизни смертной образец.

Вот так закончится внезапно

Отца-строителя дисконт.

Оставишь вещи, – и обратно

Въезжаешь в черновой ремонт.

* * *

К зиме на шаг несмелый подойти.

Глоток спиртного бесится в груди:

Трахею ломит, точно месит тесто.

И жизнь не зарифмуется, поди,

Переходя на ямб с пустого места,

Где мёрзлая бутылка коньяка

В почтовом – вместо писем долгожданных.

Так жадно пью, как пьёт у родника

Жилец многоэтажного мирка,

Спасаясь от снежинок восьмигранных.

И памяти хватает падежей

Обрисовать пейзаж

с предзимним адом:

У новостройки, встретившись с закатом,

Летят окурки с верхних этажей.

Что загадать под этим звездопадом?

* * *

В пять утра запрягали коня.

И будила меня, семиклашку,

Молодого отца беготня

С полосатой душой нараспашку.

Молотком отбивали цевье,

И точили, и прятали в сено

На телеге. И детство моё

Исчезало в тумане мгновенно.

Приезжали в затерянный мир,

Где царила трава луговая,

Где небес негранённый сапфир

Рассыпался от мая до края.

Начиналась учёба моя:

Приглядеть за работой мужскою

Мозаичным зрачком муравья,

Роговицей его колдовскою.

Кто сильнее, чем эти мужи,

Полубоги с загаром до пяток?

Шелестят их косые ножи,

У меня вызывая припадок.

Я смотрю уже тысячу лет,

Как у них за спиною ложится

Золотой деревенский рассвет –

Огнекрылая редкая птица.

Вратарь

Изумрудная россыпь зелёнки

На локтях, исцарапанных вдрызг.

Это я, отдохнувший в «Орлёнке»

И уставший от солнечных брызг!

Проскрипят дворовые качели

На невнятном наречье стальном,

Разбираться в котором умели,

Только вдруг разучились потом.

Пусть закружат. Ногами цепляю

Облаков белозубую пасть.

С каждым вдохом глаза закрываю:

Так с дощечки не страшно упасть,

Поперхнуться на стёртом газоне,

Рот раззявив, как жёлтый пескарь.

Силуэт на соседском балконе

Ловит солнце в ладонь, как вратарь:

От волненья вспотела рубаха,

Даже солнцу в руках горячо.

Вдруг ударят качели с размаха,

Синяком разукрасив плечо.

Я не знал: до какого предела

Боль – сильна, смехотворен – испуг.

…А вратарь через месяц приделал

Бельевую верёвку на крюк.

* * *

                       Никуда она не убежит.

                                                         А.Б.

За окном нет ни вишни, ни яблони,

И отцвёл золотой абрикос.

Вот и лето закончилось зяблое

Под трещотку усталых стрекоз.

Что осталось в стакане надтреснутом?

Листья мяты, истёртые в прах.

Горький вкус перезрелого детства там

На солёных остался губах.

Вышло так, что, ребёнок обласканный,

Вырос я в неуклюжий мешок,

Переполненный книжными сказками,

Где всегда побеждал лежебок.

Так и жил на печи, и надеялся,

Что однажды спасёт от беды

Худосочная бабка-волшебница

С полторашкой живою воды.

Небылицы никак не сбываются,

До финала остался глоток.

Золотой абрикос осыпается:

Точно капельки в землю врезаются,

На вишнёвый похожие сок.

Считай, перевод окончен

Считай, перевод оконченВыпуск 6

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Лицей

Теги: Дана Курская , поэзия

Дана Курская

Меланоцет Джонсона

В кабинете пыльном Джонсон кладёт пинцет

двигает микроскоп

моет стеклянный сосуд

Этим январским утром миру подарен меланоцет

Джонсона

стоп

так отныне его зовут

Если ты вечность жадно желаешь схватить за хвост

дам я рецепт

чтобы вы с ней сплелись

открой, своей смерти этим замедлив рост,

меланоцет

именем поделись

Хищный удильщик, ты мой отныне весь

плыви, моя кроха,

лампочки на усах

Каждый мечтает, как может, остаться здесь:

Палочки Коха

ленточки Мебиуса

А когда вдруг наступит, Джонсон, и твой черёд

уходи как январь

тихо и не скорбя –

Где-то в тёмных глубинах самых глубоких вод

плавает тварь,

обессмертившая тебя.

МК-тупик

настигающий образ моря

подкожный бойлер

кровь стучит в висках как будто нога в трамплин

пей из глаз моих только юные песни

пой мне

в тишине узнаю – «Ддт», «Наутилус», «Сплин»

их аккорды взлетают в космос,

сбивая звёзды

словно ядерный взрыв, обрекающий пустовать

образующий только пропасть

и только пропасть

и из пропасти прорастает диван-кровать

за которой вздымают волны

пустые скалы 

на остывших плитах вращает жерло воронка дна 

и засасывает сползшее одеяло 

снежный путь – начало 

и смерть как фонарь видна

зажигалку во мне в этот миг 

заслони от ветра 

кремень высечет в сумраке молнией злую нить 

ты губами из пачки вытянешь сигаретку: 

«Детка, 

слушай, надо это как-нибудь повторить»

* * *

за гробом нету ни черта

ни ангела с трубою

какие там ещё врата

никто от люльки до креста

не свяжется с тобою

прощаться надо навсегда

по вехам и минутам

какого там ещё суда

ты ни туда и ни сюда

и никого не ждут там

и только пыльный василёк

Растущий за оградой

хоть синий глаз его поблёк

встаёт безверью поперёк

не тронь его

не надо

Шкатулка

Под снежным шёпотом чуть дремлет многоглавый,

За несколько столетий подустав.

И вздрогнет утро за Рогожскою заставой.

На Тихорецкую отправится состав.

Движенье повторяется веками –

Погаснут на Арбате фонари.

Но тут в окне на Коптевской механик

Спасёт нас всех, промолвив: «Отомри…»