Литературная Газета, 6610 (№ 34/2017)

Собеседник титанов

Собеседник титанов30 августа писателю Дмитрию Жукову исполнилось бы 90 лет

Литература / Первая полоса / ТЕМА НОМЕРА

Поляков Юрий

Фото: Из семейного архива

Теги: Дмитрий Жуков

Дмитрий Анатольевич Жуков – значительная, знаменательная и загадочная фигура отечественной культуры ХХ века, настоящего, а не календарного. Он – доброволец Великой Отечественной войны и беспартийный офицер Генерального штаба, выполнявший секретные задания за рубежами страны. Он – разработчик логических схем для компьютерного перевода с иностранных языков и литературовед, жёстко споривший со структуралистами. Он – полиглот, человек европейского образования, перешагнувший племенные барьеры, и соавтор антисионистского фильма «Тайное и явное», положенного на полку в 1970-е годы. Он – блестящий прозаик, работавший в самых разных жанрах – от художественной биографии до научной фантастики. Он – переводчик сотен произведений сербских, американских и английских писателей. Он – потомок старинного дворянского рода, историк русской революции, а точнее, контрреволюции, собеседник легендарного монархиста Шульгина. Он – хранитель русского культурного наследия, один из основателей Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, созданного в шестидесятые годы. Он – яркий публицист, просветитель, лидер «Русского клуба», задуманного как прообраз национальной партии, сподвижник Вадима Кожинова и Петра Палиевского. Он… неисчерпаем.

Когда в середине 1970-х, будучи выпускником литературного факультета и молодым поэтом, я прочитал выпущенную в ЖЗЛ его книгу об Алексее Константиновиче Толстом, то был поражён и озадачен.

Биография автора «Князя Серебряного» была написана так, точно в СССР не царила марксистско-ленинская идеология, а монархия официально признавалась, пусть и не лучшей, но вполне достойной формой правления. В книге Жукова не ощущалось тени революционно-демократической доминанты, неизбежной в работах по истории русской литературы XIX века. Да и сам язык писателя отличался от привычных текстов, словно бы автор перенёс в эпоху развитого социализма чистый слог русской классики, великодушно допустив избранные «советизмы», доказавшие свою полезность родной речи. Я не говорю уже об увлекательности и дивном умении оживлять на страницах давно умерших людей, представляя их читателю не в хрестоматийной патине, а дышащими, страдающими, ошибающимися, кающимися…

Потом в полковой библиотеке в журнале «Молодая гвардия» я прочёл повесть о любимом мной Козьме Пруткове и его весёлых создателях. Она открыла мне мир русских иронистов-интеллектуалов, нисколько не уступавших, а в социальном сарказме даже превосходивших своих знаменитых британских собратьев. Вообще смеховая культура всегда интересовала Дмитрия Анатольевича как литературоведа и переводчика, он сделал достоянием русских зрителей пьесы блестящего комедиографа Нушича и написал его биографию для ЖЗЛ.

Именно из сочинений Жукова миллионы советских читателей (а его книги выходили 100-тысячными тиражами) узнавали о драматических, прежде утаиваемых поворотах в судьбах русских титанов – Верещагина, Грибо­едова, Скобелева, Поддубного… В его книгах и публикациях современники искали и находили живую историю, вытеснявшую постепенно схемы «красных профессоров» и «примат-доцентов» И конечно же, вершиной советского периода Жукова стал знаменитый «Огнепальный» – книга об Аввакуме. Многие впервые услыхали о мятежном протопопе, прикоснулись к реальной жизни допетровской Руси, трагедии раскола, ощутили густой язык русской старины, свычаи и обычаи того времени. Как Ермак отвоевал Сибирь, так писатель отвоевал у агитпроповской историографии настоящее прошлое, открыв его советскому читателю. Житие мятежного протопопа, повесть «Огнепальный» стали своего рода символами сопротивления деруссификации отечественной культуры и безродному конформизму.