– Такое. Не потому что я лучше других деревьев. Просто я не хочу, чтобы меня гнули и ломали, чтобы делали из меня мачту океанского корабля и даже скрипку! Я хочу тянуться ветвями в небо и быть сама собой.
– Прикольно, – говорю. – Даже философски как-то… И поэтично, ничего не скажешь.
Вот что делает любовь! Она уже песни сочиняет. Или это из её студенческого репертуара, когда они на картошку ездили и пели под гитару у костра?
Не могла дождаться, когда же мать отвалит, а она почему-то медлила, словно ей чертовски не хотелось покидать свой дом. Как тягостны последние часы, минуты перед отъездом, когда не ты уезжаешь. Еды у меня оставалось предостаточно, как и наставлений. Я не должна злоупотреблять материнским доверием, обязана вести нормальный образ жизни, не превращать дом в бардак и пр., потому что она положила на меня восемнадцать лет труда и все свои надежды. Наконец мы взяли рюкзачок, дорожную сумку, и я проводила мать до метро. На станции «Московская» её должен был принять в объятия законный супруг.
Возвращалась домой через парк. Иней посеребрил траву, а деревья стояли в сиреневой дымке. Вот она – свобода! Ждёшь её, ждёшь, мечтаешь о ней, а наступит – почему-то грустно.
На лестничной площадке меня встретила соседка Калерия, молодящаяся пенсионерка.
– Вчера вас не было дома, а к тебе девочка приходила и кое-что оставила. – Она зашла к себе и появилась с цветочным горшком, над которым парили, словно сбившаяся стайка мотыльков, нежно-сиреневые цикламены. – Смотри, какая прелесть!
Только мне этой прелести не хватало! Цикламен в нашей семье цветок особенный, считается, что он приносит в дом смерть. Появляется в доме цикламен – кто-то умирает. Примеры: прабабушка, дедушка и ещё кто-то из родственников. Не знаю, откуда пошла такая легенда, вероятнее всего, от бабушки, мать не подвержена никаким предрассудкам, хотя семейное суеверное правило соблюдала: в доме никогда не было цикламенов. Дождавшись, пока Калерия ушла, я отнесла горшок двумя этажами выше и оставила на лестничном подоконнике.
Мать позвонила уже от Викеши. Опять пошли нудные наставления. Я разозлилась и от злости прошла печаль. Поболтала по телефону с Наташкой, поблагодарила за цветы. Потом валялась перед телевизором с чашкой чая и пирогом, смотрела всё подряд. Начинала входить во вкус одинокой жизни. Телевизор был в маминой комнате, и я осталась ночевать на её тахте. В эту первую ночь без мамы мне впервые приснился сон, будто я иду по инкской тропе.
Тропа шла по горной круче, справа упиралась в отвесную стену, слева – обрывалась в ущелье, она была узкой, и я видела, как вниз, в мелкую речку, бурлящую, белую от бешенства, скатывается щебень. Мне было страшно, ноги немели, сердце замирало. Как вдруг я заметила впереди Филиппа Александровича. Он был одет, как Шерлок Холмс в Альпах из русского сериала: штаны три четверти, куртка, туристские ботинки и охотничья шляпа, а в руках посох. Шёл он так уверенно, что я успокоилась. И почти сразу тропа ушла в лес, теперь уж действительно нечего было опасаться. Я не знала, как привлечь внимание Филиппа Александровича, ждала, он почувствует, что я за ним иду, и повернётся, но так и не дождалась. Проснулась.
Скафандром обеспечим
Скафандром обеспечим
Литература / Портфель ЛГ / Избранные места
Г. Шпаликов на съёмочной площадке, 1965 г.
Фото: РИА Новости
Теги:
Анатолий Кулагин , „Шпаликов“ , воспоминанияОтрывок из книги Анатолия Кулагина „Шпаликов“
...В 1961 году Шпаликов, уже окончивший ВГИК, оказался вместе с Наталией Рязанцевой в Доме творчества кинематографистов в подмосковном Болшеве. Домá творчества, подобные Болшеву или литературному Переделкину (вспомним «Перелыгино» в «Мастере и Маргарите»), – специфическая примета быта творческой интеллигенции советской эпохи. Члены творческих союзов (писателей, кинематографистов, театральных деятелей, художников) могли получить путёвку и какое-то время жить в этом доме – фактически пансионате, где их окружала природа и где в счёт путёвки неплохо кормили. В итоге творческие люди сочетали полезное (работу над романом или сценарием) с приятным (отдыхом). Иногда второе перевешивало или даже полностью вытесняло первое (ведь отчёта никто не требовал), но это уж зависело от самого постояльца. И конечно, Дом творчества давал замечательную возможность общения: из совместных прогулок и хмельных посиделок за полночь порой рождалось что-нибудь интересное, переживавшее конкретный повод, входившее затем в историю. А если в Доме творчества появлялся Шпаликов, то можно было ждать озорных шуток и розыгрышей.